Я ушла из дома в очередной раз, схватив на бегу рюкзачок и громко хлопнув дверью. Задолбали!! Мамаша, с её вечным нытьём, ужасным запахом изо рта, в следствии ежедневных пьянок, сожитель её — старый козёл, каждый раз норовит схватить меня за жопу или титьку и в ванне за мною подсматривает, педрила! Такие уходы у меня регулярны — раз, два в месяц, когда уж совсем достанут. Просилась в институтскую общагу — облом, прописка московская, жить есть где, так что отдыхай!
Давайте, я вам представлюсь: зовут меня Инга, фамилия — неважно, мне 18 лет, и я учусь в институте лёгкой промышленности. Только туда не было бешенного конкурса, и мне как-то, благодаря чуду, удалось поступить. Живу, когда надоедает бегать по квартирам подружек, в Бирюлёве, в двухкомнатной «хрущёвке», в подъезде, насквозь пропахшем мочой и расписанном лозунгами, типа: « В пизду друзей, в пизду подруг...», с потолка до пола. Папочка мой покинул маман пять лет назад из-за её страсти к портвейну. Он у меня положительный — работает старшим прорабом на стройке, пьёт умеренно, не курит, так что иметь рядом такую лахудру, как моя мамочка, ему было в ломы, и он сделал ноги. Жил год на « съёмке» однокомнатной, я иногда к нему заходила, а потом переехал в Дмитров и там обосновался.
Постоянной женщины у него нет до сих пор, видно нахлебался семейной жизни по самые ноздри и сейчас опасается. Мамочка быстренько нашла сожителя, такого же алкаша, как она сама, и зажигают они не по-детски. Имея свободный график работы, уборщица, она квасит со своим Гешей почти каждый день, а я, чтобы не смотреть на эти свиные хари, прихожу домой попозже, а ухожу пораньше. Есть вариант уйти совсем — выскочить замуж, но пока не хочу, да и принц что-то не торопится на белой кобыле подъехать. Я — не шаболда, не шлюха, напитки, крепче пива пью очень редко, наркотики — табу и ненавижу всех, кто колется, нюхает, курит эту дрянь. Два года я занималась спортом, ходила на тхэквандо, мечтая сломать бугаю — отчиму руку или ногу, когда начнёт приставать, но как-то не пришлось. Что ещё? Есть парень, не то что бы какие-то перспективы с ним связываю, а так, иногда перепихнуться для здоровья. Подруг — море, но капитальных две: с Ольгой вместе в школе учились, с Машкой тусовались в секции. Перед уходом залезла я в мамашин гомоночек за батарею и весь его выпотрошила, пусть побесится! Денег в кармане 3000, на дворе вечер и идти пока некуда, но «Нокия» в руках, а значит, ночлег обеспечен.
— Алло, клизьма, ты как там, — вызвонила я Ольгу.
— Привет, пигалица, я — ништяк, над учебником оттопыриваюсь.
Да, я не сказала самого главного. Я ростом 160 см, лицо, как у Барби из Конотопа и в свои 19 выгляжу малолеткой — восьмиклассницей, хотя сиськи, жопа и всё остальное на месте, и подобающих размеров. Лифчики на мне, конечно, не трещат, но свой 3-й размер ношу гордо и попку не отклячиваю, она сама по себе кругленькая и симпатичная. Но из-за маленького роста, я всегда среди подружек носила обидные клички, типа: пигалица, кнопка, недомеренная и т. д., но обид не было, и я отыгрывалась на высоких девках, обзывая их ещё похлеще.
— Ольга, я опять бомжую.
— Ясно, с маменькой поругалась.
— Как в три пизды, да ещё этот уёбок со своими ручищами...
— Ну и начистила бы ему фэйс, могёшь ведь.
— Да, пошли они... Приютишь дней на несколько?
— Ладушки, но только не сегодня. Вечером мой Тарзан придёт, ебстись будем, так что сама понимаешь.
— А может групповушку, подруга?
— Пошла на хер, мой Тарзанчик мальчик не испорченный, ему психику ломать не надо.
— Спасибо, успокоила! Ладно, завтра после занятий к тебе завалюсь, а пока Машку раскручивать буду, бывай.
Так, в одном месте на сегодня облом, будем жалобным голосом обрабатывать Манюню, она девка правильная, с принципами и, подозреваю, что всё ещё с плёнкой в пизде ходит. Телефон её диким голосом верещал, что они не в сети, типа, пошли все на хер. Тяжело вздохнув, я поправила рюкзак с обычным набором — трусы, зубная паста, презервативы, и побрела к метро.
Вышла я на « Добрынинской», подошла к Машкиному дому, поднялась на 4-й этаж и бесполезно давила на кнопку звонка минут пять, села на ступеньки и начала прикидывать, где же девушке скоротать вечер? К другим подружкам идти стрёмно: выслушивать сожаления, получать отказы, типа: « Папа, мама дома, ну никак не получится». Нужно куда-нибудь нырнуть часа на два, на три, а там, глядишь, и Машка проявится. Вспомнила я, что неподалёку есть кафе не кафе, типа что-то вроде места встреч под музыку и называется классно — « У Барбоса», я там как-то была с подругой, не кайф, но переторчать можно.
На крылечке стояла горилла в костюме, по крайней мере мне так сначала показалось. Оказалось — охранник.
— Эй, — говорит, — мы школьниц не пускаем, иди кашку ешь, да зубы перед сном чисть.
— После минета, что ли, — отвечаю и сую ему в нос паспорт.
— Чо, борзая что ли?
— Да, нет, я тихая, но сейчас позову твоего начальника и скажу, что ты меня оскорбил, обматерил и лез с нескромными предложениями.
— Ну, ладно, ладно, — пошла охрана на перемирие. — Ты, правда, маленькая такая...
— Зато жопа и сиськи большие! — гаркнула я и зашла в кафе, отодвинув цербера локтём. Внутри стоял дым, гудел шум и пахло не лучше, чем у меня в подъезде. Десятка два bоys аnd girlsтоптались посреди зала, пьяный ди-джей что-то хрипло голосил, не в такт музыке, столиков было много, но народа мало. Я опустилась на стул, достала сигареты и закурила.
— Что девушка желает? — нарисовался, хрен сотрёшь, прыщавый халдей.
— Девушка желает пива, орешки, потом, может, ещё чего.
Официант убежал, а я начала рассеяно оглядывать зал, в несбыточной надежде найти кого-нибудь знакомых, только хуй-то там. Друзья у нас, конечно, не герцоги, но в такие забегаловки вряд ли ходят. Принесли пиво с фисташками, и тут к столику боком-боком подруливает мужик. Лет 35—40, одет по хипазе, недорого, но прикольно, на глазах очки, как у Леннона, и так это мне воркует:
— Ах, извините, сударыня, у вас не занято?
Я даже отвечать не стала, просто кивнула и отвернулась к танцполу, а он быстро подозвал халдея, сделал заказ — « Хенесси» и ещё там чего-то, значит дядька не бедный, только что он в этом гадюшнике делает? Наверное, секс-экстримал, пришёл склеить себе подружку-потаскушку без башни.
— Извини, я задам нескромный вопрос, — мужик, уже принявший на грудь сто пятьдесят коньячку, развернулся ко мне. — Здесь жёсткий возрастной ценз, как тебя-то пропустили?
Ну вот, началось, заколебали все, нет, чтобы начать знакомится по нормальному, их на философию о малолетках тянет! Я не удостоила его ответом, допила пиво и уже собиралась встать и пересесть за другой стол, но мужик привстал со стула, дёрнул головой и представился:
— Станислав, режиссёр, оператор и прочая, прочая...
— Вы думаете мне так интересно знать, как вас зовут?
— Это ни к чему не обязывает, ведь через час мы разойдёмся, каждый в свою сторону, но кусочек общения останется, вполне возможно — что-нибудь интересное.
— Инга, — я решила поддержать разговор, потому что, действительно, делать абсолютно нечего, не идти же дёргаться с дебильной компанией на танцполе?!
— Красивое имя. У тебя, наверное, прибалтийские корни?
— Не знаю, так звали мою прабабушку. А вы, что, фильмы снимаете?
— Во-первых, давай на «ты» и называй меня Стас. Когда мне выкают, я представляю себя пожилым и немощным, а кино я действительно снимаю. Так ты не ответила на мой вопрос.
— Вопрос глупый, потому, что не посмотрев в документ, меня бы сюда не впустили, а годов мне уже 19.
— Даже так, — он очень заинтересовано посмотрел на меня. — По виду тебе не дашь больше n лет, ты хорошо выглядишь!
— У меня просто конституция такая. А ты что здесь, — я поморщилась, — делаешь?
— Компаньона жду, должен прийти минут через двадцать, а кафешка, действительно, сарай ещё тот, но коньяк настоящий.
Он вопросительно поглядел и, не дождавшись реакции с моей стороны, щедро плеснул выпивку в пивной бокал. Полировать пиво чем-то крепким не в моих привычках, но не каждый день дано попробовать такой брэнд, и я не стала возражать. После коньяка в голове зашумело, и мир показался уже не таким жлобским, и Стас вдруг стал таким симпатичным и общительным. Через несколько минут к нашему столику подошёл мужик, худой, как смерть, с жидкой бородкой и по — сумасшедшему блестящими глазами.
— Инга, — привстал Стас, — разреши тебе представить моего компаньона и коллегу Михаила, Михаил — это Инга.
Мужик оценивающе окинул меня взглядом и изрёк:
— Стас, давно по малолеткам тащишься?
Вот и этот туда же!! Ненавижу свою внешность, но куда деваться? Я презрительно — уничтожающе посмотрела на этого дистрофика и отвернулась, а затем встала и пошла в сторону туалета.
— Инга, ты обиделась? — кинулся за мной Стас. — Миша не имел ввиду ничего плохого, он просто был тобою сражен и, по причине своей природной стеснительности, понёс ахинею.
— Дама пошла попудрить носик, — изрекла я, — и пожурчать.
— Мы ждём тебя.
Когда я, облегчённая, вернулась за стол, коллеги о чём-то горячо спорили, а на скатерти волшебным образом появилась ещё бутылка коньяка и обалденно пахнущие, с румяной корочкой ростбифы. Пустой желудок бурно отреагировал восторженным ворчанием.
— Инга, раздели с нами скромную трапезу. — Стас встал и картинно поклонился. — Заодно поговорим об одном деле.
Так, интересно, интересно, что вы, ребята, задумали? Развести на групповуху бедную девушку, так хуй-то там, не те прикиды. Ладно, послушаем, да заодно и похаваем на халяву. Лихо опрокинув грамм 50 коньяка, я вцепилась зубами в исходящий соком кусок. Забегаловка, но мясо повар готовить умеет! А может с голодухи показалось. Степенно отхлебнув из бокала, Стас заговорил:
— Давай немного поближе познакомимся. Ты работаешь или учишься?
Вот, начинается! Поближе, это как: пися в писю или ещё, что похуже? Ну, ладно, сейчас я вам мозги заебу до самой подкорки.
— Работаю на рынке вещевом, лифчики продаю, трусы мужские.
— А ты местная?
— Не-а, из Тверской области, городок там есть, Вышний Волочек, слыхали?
Миша удовлетворенно кивнул головой, а Стас продолжал допрос:
— А родители кто?
— Бабка, да тётка, а мать с отцом не помню. Этим родственникам я на фиг не нужна, как в Москву уехала, наверное перекрестились.
— Инга, а ты не хотела бы сниматься в кино? Мы сейчас начали новый проект — фильм небольшой, но очень содержательный, и нам нужна актриса твоей внешности.
— Чтобы на 10 секунд выйти, хлопнуть ресницами и уйти?
— Что ты, что ты, это одна из главных ролей! А где ты живёшь?
— По блату в общагу к вьетнамцам устроили. Да разве это живёшь, когда 10 человек в одной комнате?!
— Ладно, с проживанием что-нибудь придумаем. Ну, как моё предложение?
— Но на актрису ведь нужно учиться или, хотя бы, гламурную внешность иметь?
— Данные у тебя подходящие, но нужно пройти пробы.
— Хорошо.
Стас замялся и внимательно посмотрел на меня:
— Понимаешь, у нас фильм с элементами эротики. Ты как к этому относишься?
— Порнуха, что ли? Да нормально отношусь: я содиннадцати лет ебусь, так
что бабу толстым хуем не испугаете.
Михаил, прихлёбывающий из бокала, поперхнулся и, с интересом посмотрев на меня, проскрипел:
— Так давай сейчас и поедем! Девочка, ты хочешь ебаться в кино?
Мне этот спектакль, честно говоря, уже надоел, и я выпалила:
— Всё, хорош, дяденьки! Мне действительно n лет, паспорт у меня сестры, мы похожи, как двойняшки, живу я в Москве, а папа у меня — милиционер.
Они обалденно на меня уставились, пока Миша не хмыкнул:
— Стас, ты что, не видишь, нас разводят по-полной. Давай, хватай эту прошмандовку, грузим в машину — и поехали!
Началось! Я люблю предверие драки больше, чем само действо, что операторы-комбинаторы, режиссёры-жопотёры, потанцуем?! Я заверещала тонким голосом:
— Ой, ребята, не надо меня никуда увозить! Наврала я вам всё, и про Москву, и про папу, и писька у меня ещё не распечатанная!
— Дура, мы же не за так, мы деньги тебе предлагаем!
— Деньги... А скока? — сделала я заинтересованное лицо, и собрав глаза в кучку, типа запьянела, откинулась на стул.
— Триста баксов за день съёмки.
— Ой, как много... — протянула я, облизываясь, — я, наверное, согласна.
— Вот и хорошо, поехали.
— Не, сейчас не поеду, не могу. Если хотите меня снимать — завтра.
— Хорошо. — Стас протянул мне кусочек картона. — Здесь мой сотовый, позвони в 10 утра, договоримся, где встретимся. Слушай, — он посмотрел мне внимательно в глаза, — ты уже поняла, что будем снимать, а как ты относишься к минету и аналу?
— Ну, если под хорошую закуску, то положительно.
Он понял шутку юмора и, поцеловав меня в щёчку, ушёл, а я поплелась к Машке, но там опять ждал облом. С мужиками надо было поехать, поди не заебали бы до смерти, зато ночлег был обеспечен. Вдруг проснулся телефон, и я с удивлением увидела высветившиеся папины данные.
— Алло, здравствуй, пап.
— Инга, я был у вас, ты что, из дома ушла?
— Пришлось, папа, достали!
— Ладно, потом расскажешь. Я сейчас в Москве, заеду за тобой и поедем в Дмитров. Ты где?
Поблагодарив всех богов, я объяснила своё местоположение и уже через полчаса мы ехали на папиной машине в Подмосковье. Папа молча рулил и не о чём не спрашивал, а я украдкой искоса смотрела на него. Папе в этом году исполнилось 40, но благодаря тому, что он работал на стройке, он был подтянут, волосы слегка в седине, и лицо выглядело моложе возраста лет на 5—7. Хороший у меня папка! Когда они с маман разбежались, мы с ним встречались, но не дома, а на улице, или он вёл меня в кафе — мороженное. При расставании всегда давал денег и целовал в обе щеки и в лобик. А я ночью, слыша стоны нетрезвой мамаши, плакала в подушку и молила Господа, чтобы папа забрал меня отсюда, хотя знала, что это неосуществимо. Вот так урывками мы и виделись: раз, реже два раза в месяц, но я его любила всегда и люблю, потому что он — лучший, мой постоянный защитник от истерик пьяной мамы. Достанется же кому-то клад! За думами я не заметила, как задремала, а проснулась, когда уже подъезжали к папиному дому. Это был капитальный, бревенчатый дом, с надстроенным вторым этажом. Он достался папе за бесценок убогой, старой развалиной, но за три года отец с его связями и головой, превратил эту халупу в отличный коттедж с гаражом и сауной в подвале. Мы поставили машину и прошли в дом.
— Инга, я не буду ничего спрашивать, захочешь — расскажешь сама, а пока располагайся.
— Пап, я в душик по-быстрому, а то запылилась.
— Может баню приготовить?
— Да, нет, поздно уже.
Я убежала в душевую и долго там смывала с себя весь негатив, накопившийся за день, и радовалась, что всё, в конце концов, закончилось хорошо. Потом мы ужинали. Я после мяса не очень-то и хотела, но чтобы не обидеть папу, налегала на салаты, а он, забыв о своих принципах, пил водку, а мне наливал светлого вкусного вина. За окнами капитально стемнело, и отец, виновато потупившись, начал оправдываться:
— Понимаешь, я живу один, кровать одна, диванчик в гостиной совсем маленький. Где-то есть надувной матрас, я сейчас его найду и улягусь на полу.
— Папа, да брось ты! Кровать у тебя огромная, троим места хватит, заночуем сегодня вместе, я ведь твоя дочь, меня боишься?
— Нет, просто неудобно как-то.
— Неудобно на потолке спать, а мы будем на кровати, — подвела я черту под нашим спором и пошла в спальню. Через полчаса мы лежали рядом с папой и обменивались последними новостями.
— Ты так и не хочешь мне доложить, что произошло?
Я начала свой рассказ, дошла до середины и разрыдалась, до того себя жалко стало, прижалась к папе и омывала его грудь слезами, а он гладил меня по голове и успокаивал:
— Зайка моя бедная, не плачь, моё золотко, а то я сам разрыдаюсь.
Я ещё сильнее его обняла и почувствовала, что мне в живот что-то упёрлось, и я знала, что это такое, и это дало пищу для размышлений. У папы на меня встал!! Хотя чему я удивляюсь? У мужика долго не было женщины, а тут рядом такое чудо об тебя титьки плющит! Конечно дочь, но пахнет-то самкой! Слёзы сами по себе высохли, а в голове загудел один вопрос — что делать? Быть ханжой, отодвинуться и хлопать глазами, как будто ничего не произошло? Таки нет! Как говорила одна моя знакомая: « Один раз — не пидорас», и это верно. Я решилась, тем более папочка был супервариант из всех, кого я знала. Как будто нечаянно закинула ногу, положив свою ляжку на папин стояк, а сама прошептала: « Поцелуй меня». Ничего не подозревающий папа прижал свои губы к моей щеке, я резко дёрнулась, и вот уже слились наши губы. Папа хотел прекратить это, но я его крепко держала за голову, проникая языком в рот и играя им там по-полной.
— Инга, малышка, ты, что это придумала? — прошептал папа мне в ухо, когда наш поцелуй закончился.
— Папочка, — только и смогла простонать я, чувствуя, что трусики выжимать можно, а внизу живота разгорается пожар. Я опустила руку вниз и через трусы нащупала его большой хуй, залезла под резинку и обняла это родное кожистое образование, в мозгу всё перемкнуло! Папа пытался что-то возражать, говорил, что это неправильно и нехорошо, но сдался, когда мои губы сомкнулись на большой, шершавой залупе и начали её посасывать, а язычок зажил своей жизнью. Папа застонал, взял меня за голову и стал ритмично вколачивать свою дубинку мне в рот, с каждым толчком заходя всё глубже и глубже. Этого мне было мало! Я одним движением сдёрнула с себя трусики, затем освободила от плавок папу, поднырнула под него и ладошкой заправила толстый хуй себе в письку. Папа, презрев все условности, что сидели у него в голове, зарычал и начал двигаться мне навстречу. Как это было сладко, как это было по-кайфу, нет слов! Мысли, что меня ебёт папа, единственный мой любимый человек, из мозга переходили вниз живота, оставались там, щекоча матку и готовя её к взрыву. Я схватила папу за задницу, притянула к себе, чтобы член вошёл, как можно глубже, почувствовала сначала жжение внутри влагалища, а затем последовал оргазм, нет — оргазмище!! Меня трясло, корёжило, я металась под папиным телом по кровати и кричала, как потерпевшая. Стенки влагалища пульсировали и сжимали папин член в крепких объятиях, пока я не почувствовала, как вовнутрь врывается поток, живительная струя и омывает письку, и наполняет её. Папа рычал, сильно тискал мои титьки и целовал, целовал меня, что-то бессвязно шепча. Минуты через три, когда мы обессиленные лежали рядом, папа спросил:
— Ну и что же мы с тобой натворили?
— Папочка, только не терзай себя! Я же поняла, что ты уже долго без женщины, а это вредно, и я сама захотела помочь тебе, потому что ты самый любимый человек на свете.
— Но это же инцест?!
— Ну и что? Я не собираюсь заводить от тебя детей, да и спиралька не даст. Французские короли все до одного пользовали своих дочерей, даже с одобрения супруги. Папа, а ты не король, ты лучше!
Папочка повернул ко мне лицо и улыбнулся:
— Умеешь ты успокоить, зайка. Марш в душ! — он шлёпнул меня по попке, мы соскочили с кровати и, спустившись на первый этаж, уже через мгновение стояли, прижавшись друг к другу, под тугими, горячими струями. Я обняла папу, прижалась к его спине сиськами и была счастлива, а ещё заметила, что его дубинка снова приняла горизонтальное положение и требует продолжения банкета. Как опытная искусительница, я потёрлась подстриженной пиздой о папину ногу, а руки сползли вниз и ухватили мёртвой хваткой большие, мохнатые яйца.
— Инга, — только и успел простонать он, как я развернулась к хую спиной и встала в классическую позу « раком».
— Папуля, я хочу в популю, — тоном капризной девочки промурлыкала я и, стоя к папе спиной, представила его обалдевшее лицо, улыбнулась, зацепила на полочке гель для душа и передала ему. Кстати, обожаю анальный секс! Это, наверное, потому что первый опыт был с очень опытным партнёром, который сделал всё настолько аккуратно, настолько осторожно, что неприятных ощущений у меня было по минимуму, а в оконцовке я даже умудрилась получить оргазм, натирая свою щёлочку. С тех пор прошло уж много лет, как говориться, но анал я практикую постоянно. Я почувствовала папины пальцы, смазывающие нутро моей кишки гелем, и следом за ними начал протискиваться его классный хуй. Папа тоже был нежным: сначала осторожно и медленно вставил головку, замер, чтобы жопа к ней привыкла, (размер у папы не огромный, но очень даже), затем стал проталкивать сам ствол, и началась игра в паровозики. Я положила пальчики на клитор и одновременно делала два полезных дела: подмахивала папе и одновременно теребила свой чувственный кусочек плоти. Оргазм не заставил себя ждать, накрыл так сильно, что подкосились ноги и я стала заваливаться, но папочка поддержал меня за полужопия, стал вколачивать член с бешенной скоростью и быстро кончил, сделав мне мощную клизму литра на два спермы. Мы снова помыли друг друга, добрались до кровати, а перед тем, как накрыться одеялом сна, папа сказал мне слова, которые я так ждала:
— Зайка, жить тебе в том гадюшнике нельзя, так что давай, перебирайся ко мне, только мамане скажешь, что съезжаешь в общежитие.
Я взвизгнула, бухнулась на него всем своим телом и стала бешено целовать в щёки, губы, плечи, опять расплакалась и только шептала:
— Я люблю тебя, я люблю тебя...
— Я тебя тоже очень люблю, — подвёл итог папа, мы крепко обнялись, и я мигом уснула, положив голову ему на грудь.
Утром, проснувшись голенькая рядом с папой, я не испытывала ни малейших угрызений совести, надеюсь, что папочка тоже, но нужно было проверить, и вот мои руки добрались до спящего мирным сном писюгана и осторожными, поступательными движениями начали его будить.
— Дочь, — с укоризной выдал папа, открыв глаза, но больше ничего не успел, так как я запечатала ему рот своими губами, а потом ими же обхватила мягкий ствол, наяривая языком по залупе. Но чесался-то не мой рот, а моя писька, и потому вскоре папин член вошёл в самую куку-наку, раздвигая её пополам. У меня есть одна хреновая привычка: когда человек мне нравиться, когда в сексе полная гармония, я кончаю очень быстро. Вот и сейчас, почувствовав приближение взрыва, я соскочила с папиного ствола и взяла его снова в рот. Кончали мы одновременно. Меня корёжило, но, тем не менее, я проглотила весь папин сок до капельки. Затем был душ, со взаимными поцелуями, но не более. Обняв меня, папа говорил:
— Мы с тобой сошли с ума! Что будет, когда ты сюда переедешь?
Я ответила незатейливо:
— У тебя будет ежедневный качественный секс, будет завтрак и ужин, и рядом — любимая дочь.
(продолжение следует)
184