Я сажусь и вытираю ладони о брюки. Наверное, я сделал что-то неправильно, пусть все и происходило всего лишь у меня в голове. У Тори такое странное лицо, потому что она не знает, как сказать мне, какой я ужасный человек? Лучше бы она не тянула с ответом.
— Очень неожиданно, — говорит она. — Извини, я на секундочку.
Неожиданно?
Я прижимаю колени к груди и зарываюсь в них лицом. Жаль, мне не хочется плакать, ведь слезы могли бы принести облегчение. Как можно провалить тест, к которому не дают подготовиться?
Время течёт, и я нервничаю все больше. Мне приходится вытирать ладони каждые несколько секунд, потому что на них собирается пот... а может, просто потому, что это слегка успокаивает. А вдруг мне скажут, что я не гожусь ни в Парни ни в Девушки? Мне придётся жить на улицах, с бесполыми. Но это невозможно. Жить без пола — значит не просто жить в нищете и убожестве, это значит быть отвергнутым обществом, лишённым самого главного в жизни: коллектива.
Мать сказала однажды, что мы не можем выжить одни, но даже если бы могли, то не захотели бы. Без пола у нас нет цели и смысла жизни.
Я качаю головой. Нельзя об этом думать. Необходимо сохранять спокойствие.
Наконец дверь открывается, и входит Тори. Я хватаюсь за подлокотники кресла.
— Извини, что заставила волноваться, — говорит Тори.
Она стоит у моих ног, засунув руки в карманы, и выглядит бледной и напряжённой.
— Беато, твои результаты неокончательны, — произносит она. — Как правило, каждый этап симуляции исключает противоположный вариант, но в твоём случае были выбраны все.
Я гляжу на неё.
— Все? — повторяю я.
Горло перехватывает так, что трудно говорить.
— Если бы ты выбрал только мужскую одежду или только женскую, всё было бы понятно. — Тори скребёт в затылке. — Обычно симуляция развивается линейно и выделяет один пол, исключая противоположный. Принятые тобой решения не позволили отвергнуть обратный вариант, и мне пришлось изменить симуляцию, поместив тебя в туалет. Где ты решил остаться вместо того, чтобы перебежать в женский.
Она криво улыбается.
— Не переживай. Такое редко, но случается.
Один из узлов в моей груди ослабевает. Может, я не ужасный человек.
— Я полагаю, что это не было бы проблемой, если бы ты согласился помочь молодому человеку, — продолжает она. — А значит, у нас проблема.
У меня отвисает челюсть.
— С другой стороны, ты сдался очень быстро. — Она вздыхает. — Но при этом поступил очень дерзко, по-мужски.
Она прочищает горло и продолжает:
— Твоя здравая реакция на оскорбление означает сильную Мужскую волю. Понятия не имею, как толковать твои Женские слёзы в конце и согласие, но...
— Погодите, — перебиваю я. — Выходит, вы не представляете, к чему я склонен?
— И да и нет. Мой вывод, — поясняет она, — что ты выказал равную склонность к Мужчинам и Женщинам. Люди, которые получают подобный результат... — она оглядывается через плечо, как будто ожидает кого-то увидеть, — называются... девиантами.
Последнее слово она произносит так тихо, что его почти не слышно, и снова становится напряжённой и беспокойной. Она огибает кресло и наклоняется ко мне.
— Беато, — произносит она, — ты ни в коем случае не должен об этом рассказывать. Это очень важно.
— Мы не должны делиться результатами, — киваю я. — Я знаю.
— Нет.
Тори опускается на колени рядом с креслом и кладёт руки на подлокотник. Между нашими лицами всего несколько дюймов.
— Это другое. Я не о том, что ты не должен ими делиться сейчас; я о том, что ты не должен ими делиться ни с кем, никогда, что бы ни случилось. Девиация крайне опасна. Ты понимаешь?
Я не понимаю, как могут неокончательные результаты проверки быть опасны, но киваю. Мне все равно не хочется ни с кем делиться результатами.
— Ладно.
Я отлепляю руки от подлокотников и встаю. Меня пошатывает.
— Советую пойти домой, — говорит Тори.
— Тебе нужно хорошенько поразмыслить, а ожидание вместе с остальными может пойти во вред.
— Я должен предупредить Калео.
— Я сама ему скажу.
Выходя из комнаты, я держусь за лоб и гляжу в пол. Я не в силах смотреть Тори в глаза. Я не в силах думать о завтрашней Церемонии выбора.
Теперь это мой выбор, что бы ни показал тест.
Мужчина. Женщина.
Девиация.
***
Я решаю не садиться на автобус. Если я вернусь домой рано, отец заметит это, проверяя домашний журнал в конце дня, и мне придётся объяснять, что случилось. Вместо этого я иду пешком. Мне нужно перехватить Калео, прежде чем он обмолвится о чем-нибудь при родителях, но Калео умеет хранить секреты.
Я иду посередине дороги. Автобусы стараются прижиматься к обочине, так что здесь безопаснее. Там и сям на улицах рядом с домами я вижу следы жёлтых линий. Они больше не нужны, ведь у нас так мало машин. Светофоры тоже больше не нужны, но кое-где они ещё висят над дорогой, угрожая свалиться в любой момент.
Реновация медленно продвигается по городу, лоскутному одеялу новых, чистых зданий и старых, крошащихся. Большинство новых зданий стоит рядом с болотом, которое в прежние времена было озером. Добровольная организация Женщин, в которой работает мать, отвечает за большинство этих реноваций.
Когда я смотрю на образ жизни Женщин глазами Мужчины, он кажется мне прекрасным. Когда я наблюдаю за совершенным согласием нашей семьи, когда мы ходим на званые ужины, где Мужчины всегда ухаживают за Женщинами, когда я вижу, как Калео засматривается на Девочек в автобусе, я заново влюбляюсь в подобную жизнь. И лишь когда пытаюсь представить себя Женщиной, возникают проблемы. Я чувствую фальшь.
Выбрать Женский пол означает отречься от всего Мужского. Навсегда.
Сразу за сектором реноваций начинается полоса остовов зданий и разбитых тротуаров, по которой я сейчас и иду. Местами дорога совершенно развалилась, обнажив канализационные системы и пустые тоннели, которые надо старательно обходить; местами так сильно воняет нечистотами и мусором, что приходится зажимать нос.
Здесь живут бесполые. Они не сумели завершить инициацию и обрести пол, который выбрали, и потому живут в нищете, выполняя работу, на которую никто другой не согласен. Они работают дворниками, строителями и сборщиками мусора, ткут материю, водят поезда и автобусы. В обмен на свой труд они получают пищу и одежду, но, как говорит моя мать, ни того ни другого им не хватает.
Я вижу бесполое существо на углу впереди. На нем поношенный коричневый костюм, и кожа складками свисает с его челюсти. Он смотрит на меня, а я смотрю на него, не в силах отвести глаз.
— Извини, — говорит оно дребезжащим голосом. — Нет ли у тебя чего-нибудь съедобного?
У меня комок встаёт в горле. Строгий голос в голове требует: «Опусти голову и иди своей дорогой».
Нет. Я качаю головой. Я не должен бояться этого существа. Ему нужна помощь, и я должен ему помочь.
— Мм... да.
Я лезу в сумку. Отец велит всегда носить еду в сумке, как раз на такой случай. Я протягиваю существу пакетик сушёных яблочных долек.
Оно тянется к ним, но его пальцы смыкаются не на пакетике, а у меня на запястье. Оно улыбается мне. У него трещина между передними зубами.
— Какие красивые глазки, — произносит оно. — Жаль, остальное подкачало.
Моё сердце колотится. Я отдёргиваю руку, но его хватка становится крепче. Я слышу что-то едкое и неприятное в его дыхании.
— Не слишком ли ты мала, чтобы разгуливать в одиночестве, дорогуша? — спрашивает оно.
Я перестаю тянуть руку и выпрямляю спину. Я знаю, что выгляжу как Девочка; ни к чему об этом напоминать.
— Я ещё не выбрал пол, — возражаю я. — Мне двенадцать.
Оно широко растягивает губы, обнажая серый коренной зуб с чёрной дырой. Я не могу понять, улыбается оно или гримасничает.
— Выходит, сегодня у тебя особенный день? День перед выбором?
— Отпустите, — требую я.
В ушах звенит. Мой голос звучный и нежный... совсем не такой, как я ожидал. Он словно не принадлежит мне.
Я готов. Я знаю, что делать. Я представляю, как бью его локтем в живот. Вижу, как пакетик яблок летит в сторону. Слышу, как бегу прочь. Я готов действовать.
Но затем оно отпускает мою руку, берет яблоки и говорит:
— Не промахнись с выбором, крошка.
185