— Поужинаем?
— Нет потом. — Он тяжело опустился на кушетку, помолчал и добавил:
— Только что видел француза.
— Анри Ландаля?
— Его, его.
— Ну и что?
— Что... что... Если не врет, то наши с тобой поиски выеденного яйца не стоят.
— Но в чем дело?
— Он имеет сведения, что документы Ришара не существуют. Он сам их сжег. Такие сведения имеет и «контора» Хаяси. И мы тоже. Ну, и вот. Столько протерпеть! Столько всяких неприятностей, страданий и, как ты говоришь, преступлений, и все в пустую!... Голову потеряешь! А может врет!... Нет не похоже. Он знает пароль — «Хиросима-33»... какие-то сведения есть у него. А вдруг документы у него в кармане? И он увезет их во Францию!... Рэд подпрыгнул на кушетке. — Фу, даже жарко стало. Неужели он мне морочит голову?
— Надо еще раз все проверить и как можно тщательнее, — протестовала я.
— Придется.
— Я бы хотела сама с ним увидеться и поговорить. В госпитале он произвел на меня очень хорошее впечатление. Решительный, благородный такой...
— Уж не влюбилась ли ты? Что-то он все допытывался о тебе...
— Перестань! Кроме того, мне обязательно хочется найти человека с рассеченным подбородком. Ведь неспроста он мне оказал эту услугу. И даже два раза! Чем больше я думаю об этом...
— Погоди-ка, расскажи мне подробнее о нем.
— Да ты сам все знаешь! И гораздо больше, чем я. До сих пор, например, я совсем не понимаю, как тебе удалась вообще такая комбинация!
— А... Ты права. Просто не было случая... В общем, я тебя искал. Долго, безнадежно, отчаянно.
— Да, но ты сам тогда...
— Верно!... Я уж тебе говорил, что чуть с ума не сошел, в бешенстве, катаясь в подвале «конторы по вербовке». Помню, что весь избитый, я только и думал, где же ты и что с тобой. Я узнал, что Хаяси не остановиться не перед чем. В его магнитофон не попал пароль — «мирных людей», но он твердо знал, что ты мне его сообщила. Вот он мне и обезобразил щеку каленым железом. Зато и сам получил, что следовало, когда мне удалось вырваться из рук, державших меня подручных. Не понимаю, как он выжил после такого удара! Живучи, как кошки эти японцы.
— Есть сведения где он сейчас?
— Пока нет... Так вот. Он сделал ошибочку с магнитофоном.
— Какую?
— Он предложил послушать ее моему боссу, хвастая, что он меня уже обезвредил.
— Неужели?
— Да, но кое-что из наших бесед, а именно то, о чем мы разговаривали громко, я докладывал боссу, знаю почти наверняка, что так или иначе, японцы могут нас подслушать. В этом искусстве пока их никто не обогнал. Ну а громко мы с тобой ничего особенного и не говорили. Но об этом я докладывал боссу, уверяя его, что кое-что я начинаю вытягивать из тебя.
— Ну?
— Что ж, босс разбил магнитофон, дал Хаяси по морде и приказал сию же минуту доставить ему меня, иначе он разнесет всю его контору. Хаяси должен был подчиниться. Я же поклялся боссу, что из-под земли вырою, но притащу ему бумаги инженера Ришара. Он создал мне все условия для работы. Даже устроил меня в японскую полицию, чтобы иметь повсюду доступ. Но ты исчезла бесследно.
— Я сама не имела понятия, где я.
— Конечно! А я искал, искал... Всю контору Хаяси перерыл.
— А, что ты, как-то раз говорил мне о двойнике Хаяси.
— О двойнике?... А... Это было в том подвале, когда я свалил Хаяси ударом на пол и когда меня опять схватили, мне показалось, что в дверях я увидел испуганное лицо... Хаяси! Я зажмурил глаза, думая, что у меня начались галлюцинации, а когда вновь открыл их, в дверях уже никого не было, а побитого Хаяси бережно поднимали с пола его подручные. Я теперь уверен, что мне все это померещилось тогда.
— Странно об этом мне когда-то говорила и Мария. Вернее проговорилась. Да, а как же ты Марию встретил?
— Совершенно случайно, и очень обрадовался ей.
— Еще бы!
— Да нет, совсем не то! Я думал, что только через нее я могу узнать где ты. Она ведь агент Хаяси. Кому же как не ей знать все! Искал я ее так же очень долго. Как в воду канула. Два месяца о ней ни слуху ни духу! С ума можно было сойти — никого и ничего!
— А куда же она девалась?
— Так вот послушай! Встретил я ее на бульваре с каким-то французом. Свалилась она откуда-то как снег на голову. Ну, ты знаешь, что она тоже работала над тем же, что и мы с тобой, только с другого конца. Я стал выслеживать их и уже через пару дней узнал, что француз тоже ищет бумаги Ришара, имеет кой-какие сведения, а Мария обхаживала его. А еще через несколько дней я выяснил, что Мария была во Франции по заданию Хаяси с документами на имя Марсель и, что там же наши перехватили ее и она работает на нас тайно...
— Неужели это правда?
— А черт ее знает! Факт, что она числится тайным агентом нашей разведки, но она и с немцами какую-то связь имела... Но дело не в этом. Я удвоил наблюдение за ней и французом, надеясь напасть и на твой след. Без тебя я как без рук. Ришар твой отец — тебе и карты в руки.
— Ну попал ты в кафе...
— Вот, вот. Я нащупал предполагавшееся свидание этого француза с кем-то в кафе. Ты знаешь, чем оно кончилось? Оказалось, что на свидание должен был прийти Хаяси. Он и пришел, но так что француз оказался ранен, а Мария арестована. А Хаяси заметил меня и поспешил скрыться. Да тогда и сделать с ним нельзя было ничего. Он был в стороне. Действовала полиция. Но тут мне подвернулся юнец американец. Мне удалось его так обработать, что он сказал комиссару полиции то, что я от него требовал. И Марию после некоторых формальностей выпустили. Даже не понадобился телефонный звонок одного из наших боссов, которому было подчинена Мария. На крайний случай я мог бы и этим воспользоваться. Вот так.
— А дальше.
— Что ж я увез ее к себе. Признаю, я уверен был, что она знает, где и ты и...
— Не забыл, что у нее клитор большой, — я вставила... — Без предисловий, ты имел ее?!
— Гм... Как тебе сказать... Не в этом дело, Элли!
— Я не ревную, но хотела бы все знать. А то, что ты ее хотел, я заметила еще тогда, когда ты ее бил в моей комнате. Помнишь! У Хаяси!
— Хорошо! Я употреблял ее. Но не думай, что я влюбился. Даже во время совокупления я думал о тебе. Хочешь верь, хочешь нет! Ты ведь единственная, которую я полюбил так крепко!
— Но и ты с ней спускал?
— Ты ничего не смыслишь! Я употреблял ее как жеребец кобылу. Задует он ей вот такой... — Рэд согнул правую руку в локте и помахал ею, — спустит, слезет с нее и тут же забудет о ней. Ни какой привязанности, симпатии. Понимаешь?
— Да... Но у тебя он тоже не меньше, чем у жеребца, — сказала я, поглаживая «его» поверх брюк.
— Надеюсь, что ты меня любишь не только за это?
— Спрашиваешь! Но и... за это тоже. Но ты, пожалуйста, продолжай, я слушаю.
— Хорошо, а ты гладь... Приятно... Я уже несколько дней хочу... Сегодня я буду ночевать у тебя. Как ты?
— Конечно!... Но продолжай.
— Так вот. Я избил эту Марию-Марсель-Секс-вамп, ласкал, вновь избивал, но никакого толку. Побои только возбуждали ее, она дразнила меня, но ничего выпытать я у нее толком не мог. Было только ясно, что она выполняла какой-то приказ Хаяси и тот решил с ней расправиться. Она остерегалась его. Призналась она мне и в том, что как кошка влюбилась в этого француза.
— А она имела с ним сношение?
— Вот этого я не знаю. Думаю, что конечно да... Я пошел на отчаянный шаг, пообещав ей помочь организовать побег француза из госпиталя. Мы разработали план пробега, наводили справки о состоянии Ландаля, готовили людей, машину... И вот лишь только тогда, когда Мария сказала, что ты находишься в том же госпитале.
— Откуда же она могла знать это?
— Да черт ее знает! Да мне и в голову не приходило тогда спросить ее об этом. А действительно странно, странно... Доступ в те палаты закрыт для всех. Даже наши ничего не знают о том, кто там, в этих палатах. А Мария знала все, что там делает француз, и даже знала, что он сам готовиться бежать.
— А как же это может быть?
— А вот спроси ее! А на кануне осуществления нашего плана она вдруг говорит: — «Подождем еще день-два». Я ничего не ответил ей, а вечером она исчезла и только в конце следующего дня зашла ко мне и сообщила, что француз уже бежал, а ты начала заметно поправляться. Тут то я и начал допрашивать ее, откуда ей все это известно, но ничего...
— Странно! Очень странно!... А у тебя уже встает... толстый какой.
— Ты не очень старайся... Времени у нас еще много.
— Я слегка. Продолжай!
— Да... Важно было тебя освободить. Но как! Француз сбежал, убив полицейского врача. Охрану усилили. К тебе вообще всякий доступ прекратили. Заподозрили было твою сиделку, которая помогала ему.
— А, Кито! Чудесная девушка! Я так боялась за нее!
— Да, но после ее бегства в госпитале чуть ли не в панике была. Мария отказалась помогать мне в организации твоего побега. А ее помощь бы очень пригодилась. Помог босс, он заверил нашего консула в том, что ты моя тайная помощница, и что тебя надо освободить без помощи французского консула, которые в тебе очень заинтересованы, как дочери Ришара. После сильного нажима, министерство иностранных дел дало распоряжение освободить тебя, а дело Одэ замять.
— А вот этих подробностей я и не знала!
— Вот я и примчался в госпиталь в бронированном авто с десятком головорезов, готовых на что угодно! Опыт у меня уже есть, распоряжение это одно, а дело другое... Да, так как же с тем человеком? Помнишь? С рассеченным подбородком...
— В то утро пришел врач и приказал быстрее одеться. На вопросы он не отвечал, а только торопил меня. Кое-как одевшись с помощью моей новой сиделки, я пошла вслед за ним. На лестничной площадке нас догнал человек в белом халате с белой шапочкой на голове. Помню, что я сильно вздрогнула, заметив на его подбородке шрам. Он быстро и незаметно сунул мне в руку записку. Моему провожатому доктору он низко поклонился, перебросившись с ним двумя-тремя словами и незначительными фразами, он быстро прошел по длинному боковому коридору. Тем временем я прочла записку. «Во что бы то ни стало медлите, не спешите, тяните время! Следуйте за мной!» В голове у меня потемнело, колени задрожали, но я, собравшись силами и поравнявшись с врачом, сказала:
— Доктор, не могу! Разрешите в туалет!
Он сделал жест досады рукой и процедил сквозь зубы:
— Только скорей! Как можно скорей!
Ноги у меня подкашивались, когда я добралась до туалетной комнаты и заперла за собой на крючок дверь. Почти без сил опустилась на сиденье, старалась собраться и с силами, и с мыслями... И писяла! И очень сильно! Я чуть не уписялась, когда читала записку. Два или три раза дежурный врач стучал кулаком в дверь, дергал ее, кричал, и когда я вышла, он рванул меня за руку и приказал почти бегом идти впереди него. Пройдя несколько шагов, я вновь увидела его...
— Со шрамом на подбородке?
— Да. Он пересекал наш путь, направляясь к двери, ведущей, как я потом узнала, в какой-то другой, глухой коридор. Открывая дверь, он многозначительно взглянул на меня. Не долго думая, я ускорила шаги, немного забежала вперед и, поравнявшись с дверью, в которую прошел неизвестный со шрамом, быстро скользнул в тот глухой коридор. В ту же секунду за мной защелкнулась на задвижку дверь и неизвестный, подталкивая меня вперед, прошептал несколько слов:
— «Есть приказ о вашем освобождении, но вас хотят увезти отсюда. Главное выиграть время... Хотя бы несколько минут. Запритесь в этой туалетной комнате.»
Он указал мне на дверь, а сам поспешил дальше.
— Благодарю вас, — бросила я ему вдогонку и, запирая за собой дверь я уже слышала треск с силой открываемой двери в глухой коридор. Затем...
— После того как ты опять пописяла?
— Что ты! Мне уже было не до этого! Я прислушалась к топоту нескольких пар ног, пробегавших мимо туалета и ненадолго передохнула. Спустя минуту, я услышала опять тот же топот, но уже менее энергичный. Люди, по-видимому, останавливались возле каждого помещения, осматривали его и двигались дальше. И еще через несколько секунд кто-то рванул дверь, защелка легко слетела и грубая рука дежурного врача схватила меня, дернула и потащила в вестибюль.
— Он тебя прямо с сидения сорвал?
— Да, но трусы у меня были одеты, я их не опускала, лишь только платье было чуть приподнято сзади. Конечно, только для виду.
— Вид великолепный! Ха! Ха! Ха! А что если бы он его увидел? — Рэд кивнул на мою руку продолжавшую поглаживать его член.
— Перестань!... Ну так вот...
— Подожди! Расстегни мне брюки и залезь мне туда своими пальчиками... Так. Молодец!... Ну продолжай.
— Мы прошли быстро в вестибюль, и вышли во двор. У подъезда стояла санитарная машина, окруженная несколькими людьми.
— Садись! — крикнул какой-то человек с погонами и дал знак открыть ворота.
— Я рванулась из рук дежурного врача и бросилась бежать по двору. За мной побежало несколько человек. Кто-то кричал...
— Сумасшедшая! Ловите!
В этот момент я споткнулась о что-то и упала, и падая, услышала резкий металлический звук, заполняющий весь двор и перекрывший какой-то общий возглас всех находящихся во дворе. Как оказалось потом, это твой броневик с ходу ударил о половинку ворот, которую еще не успел открыть охранник, и ворвался во двор. Кто-то меня поднимал, но в этой суматохе я как-то сразу успокоилась... Быть может инстинктивно...
— Был бы тебе инстинкт, если бы мы опоздали на 20—30 секунд! А приказ, с которым мы прибыли пригодился бы только для тех двух туалетов, в которых ты нас ждала. Ха — ха — ха!... А того человека надо найти. Не спроста все это!
Рэд задумчиво смотрел на мою руку некоторое время, медленно натиравшую его уже довольно напряженный член.
— Да, надо уезжать, — сказал он..
— Ты уже говорил об этом, но...
— Погоди! Я долго думал и еще надеялся на этого француза.
— Почему-то и меня он интересует. Ты не сердись, Рэд, но мне очень хочется с ним встретиться. И быть может, нам это будет полезно.
— Хорошо. Попытайся и ты вытянуть у него все, что можно. Только смотри не ложись под него! — шутливо добавил он.
— Не буду, — в тон ему ответила я, разве только захочется помять ему яйца... Вот так!
— Ой, больно же! Что ты делаешь!
— Чтоб ты не говорил глупостей!
— Попробую тебе устроить встречу с ним после дела.
— Опять?
— Нам нужны деньги.
— У нас их уже достаточно. А мои нервы не железные.
— Это последнее дело. А если... Исси — двоюродный брат Одэ.
— Хорошо, но мое чувство мести давно уже насытилось, и я устала.
— Как раз в этом и состоит одна из причин того, что нам надо уезжать отсюда! Послушай! Вашим консульством ты восстановлена в правах и получила наследство. Больше тебе здесь делать нечего. Почти все деньги мы израсходовали на бесплодные поиски. Босс уже не верит мне. В полиции ждут предлога, как освободиться от меня. Наши «дела» дают нам некоторые средства, но...
— За такие «дела» недолго опять угодить...
— К этому я и веду разговор! Пока в полиции нет ни одной ниточки. Уж я то знаю! Но они могут появиться. Пора кончать. Согласен и Исси — последний из родственников Одэ. И у него кое-что есть. После тебе придется только панику создать и сейчас же уйти. После этого организую тебе встречу с французом, а потом уедем.
— В Америку?
— Да, в Филадельфию. Там ты отдохнешь вволю! Там ты и поможешь состряпать одно дельце.
— С этим самым Ричардсом, о котором ты говорил?
— Именно с ним! Я ему обещал, что он меня еще попомнит!... Я ведь был акционером его фирмы и сватался к его старшей дочери. Он по мошеннически лишил меня моей доли в фирме. Ободрал меня, суд оказался на его стороне, а дочку он выдал за сенатора штата.
— Держу пари, что ты успел ее попробовать!
— Само собой... Не отказываюсь. Она так визжала и кричала, что пришлось увести ее на пустую виллу и там уже окончательно надеть ее на «него»...
Рэд сладко потянулся и кивнул на свой член, уже стоявший, как кол в моих руках.
— И ты ее тоже мучил, как меня? Или сразу?
— Понимаешь, есть парни, которым нравиться сам факт лишения девственности. И это мне по душе. Но только я люблю это делать очень медленно и очень долго. И очень люблю долго слушать, как девчонка подомной плачет и кричит.
— Рэд, это ведь очень жестоко!
— Но и приятно! Вот в чем дело!
— Ну, и ты ее долго мучил?
— Мне удалось провести с ней несколько дней с перерывами. Первый раз, когда это случилось в их доме, в гостиной. Помню, был жаркий день, в доме никого, кроме нас. Мне удалось снять с нее трусики и посадить ее верхом себе на колени. Я прижал член к ее девственной плеве, и около часа она вздрагивала, дрожала, плакала, кричала, порывалась встать.
— А ты?
— А я ее крепко держал и еще все время надавливал на ее плеву. В конце концов, от этих усилий и этой возни я спустил. Она была вся мокрая, но не спустила. Через два дня мы с ней ушли далеко в лес, на прогулку. Там я держал ее под собой два раза примерно по часу. Она кричала и плакала почти непрерывно. Я спустил оба раза, надавливая все время на ее плеву, но, не разрывая ее.
— Рэд, это ужасно! Ты же не представляешь ее мучение!
— Да, но она сама согласилась через три дня после этого поехать со мной на пустую виллу, ключ от которой уже был у меня. Думаешь, она не знала, что ее там ждет? И ехала туда веселая, радостная и возбужденная... И там позволила себя раздеть без малейшего колебания... Так что еще неизвестно, что она испытывала!
— И опять?
— Да. Она стонала, выла, билась, визжала, рыдала... И так два часа. Один раз я спустил, не разрывая плевы, а во второй раз так и не выдержал... Надел все-таки на «него»... Но зато и она спустила. Элли, а ты не очень!... Видишь какой он! Чувствует, что скоро будет у тебя в животе!... Хочешь?
— Давно уже! Так что же с этим Ричардсом?
— Сенатор устроил ему какой-то скандальчик. Надо будет узнать поподробнее. Но у меня есть планчик, от выполнения которого Ричардсу не поздоровиться. У него есть еще младшая дочь. Попробуем устроить тебя гувернанткой туда. И сама отдохнешь и мне окажешь содействие. И денег будет достаточно.
— А младшую дочку Ричардса ты тоже думаешь... надеть на «него»?
— И если удастся, и если ты не будешь возражать, то...
— Только в моем присутствии, хорошо?
— Ладно... А пока... Я тоже хочу. У меня уже кажется и яйца начинают болеть... Раздевайся...
— Рэд... А! Рэд... Я тоже хочу, чтобы ты меня... как жеребец кобылу.
— На четвереньках?
— Как захочешь...
Ночь пролетела незаметно. Ласки сменялись обсуждением разных планов, разговоры уступали место новым объятиям...
— Ричардса заставим дать деньги на продолжение розысков бумаг Ришара! — убежденно говорил Рэд.
— А если они вообще не существуют!
— Видишь ли, фактов нет, но есть чутье, а оно меня никогда не обманывало. И отступать я тоже не привык. Но сейчас надо немного отойти назад, осмотреться, как следует подготовиться и тогда опять двигаться вперед и схватить цель обеими руками! Надеюсь обеспечить себе более солидную поддержку вместо моего босса. Парень он не плохой, но идти в потемках до конца на свой страх и риск побаивается.
В эту ночь я впервые разрешила Рэду вдвинуть в меня почти весь свой огромный член. Он осторожно сделал это, прижал мне матку и с пол часа лежал неподвижно. От нестерпимой боли я страшно кричала и плакала, но терпела... К боли примешивалась какое-то новое острое наслаждение, которое хотелось продлить... В беседе с Рэдом в эту ночь, как в фокусе отразилось сложнейшие моменты моей жизни в Токио в последние два — три месяца и я решила слово в слово записать эту беседу в дневник и теперь с ним на перепутье. Скоро в дальнюю дорогу. Но рассчитываем мы так, что говорит нам судьба?
Милая Кэт!
Кажется я была права, решив потихоньку вытащить у Элли эту часть ее дневника... И совершенно ошеломлена! И ничего сообразить не в состоянии! Прошу тебя особенно внимательно прочесть эту часть ее дневника — «На перепутье» и хорошенько подумать. Сама посуди! Случайное совпадение фамилий Ричардсов, конечно, много у нас в Америке, но... Две дочери. Тоже совпадение. Муж моей сестры — сенатор. Тоже совпадение? И еще. Когда я была маленькой девочкой, мне довелось быть свидетельницей какого-то скандала с моей старшей сестрой. Кто-то ухаживал за ней, кто-то добивался ее руки, но отец сделал ему что-то неприятное и он больше у нас не был. Все это помню смутно, неясно... но... это тоже совпадение? Мне кажется, что я узнала бы того рослого, большого мужчину, который ухаживал за моей сестрой, хотя и прошло уже много лет.
Вообще Кэт, это очень и очень загадочно. Как ты думаешь? Спросить Элли? Пока я не решаюсь это сделать. Не знаю, что и думать.
От тебя уже несколько дней нет писем, и я скучаю по ним. Надеюсь получу сегодня.
Боб уже приехал. С ним была еще два раза. И можешь себе представить? Ни одного раза под ним не кончила! Не знаю, от чего это могло быть? Все ведь нормально. И орган у него хороший, и мне приятно с ним, но вот — не получается! Правда делает это он не долго. Может все-таки от этого?
Ах, если бы с этим Анри! Мне кажется, что под ним я раза три бы кончила! А вот с Рэдом я бы побоялась...
Сегодня в полдень у нас был Дик. Он так печально смотрел на меня. И я ему еще раньше все сказала: и то, что ко мне приезжает мой жених, Боб, и то, что мы не сможем с ним больше видеться. Слушая меня, он молча кивал головой, но на глазах у него были слезы. Но, я кивнула ему головой на сад и пошла туда, не оглядываясь. Вскоре я услышала за собой его не смелые и такие робкие шаги. Я остановилась и кивнула ему. О, Кэт, ты бы видела, как радостно заблестели у него глаза, когда я обняла его и поцеловала в губы.
Ну, что дальше было, ты, конечно, догадываешься.
Сначала он был гораздо более нерешителен и неуверен, чем раньше и все пытливо заглядывал мне в глаза, но когда я сама сняла с себя трусики и начала расстегивать его брюки, он стал прежним Диком.
День был жарким, мы забрались в тенистое место и принялись сжимать и мять друг друга в объятиях, как после долгой разлуки. Потом я легла на спину и позволила ему начать. Но, вот что странно, Кэт. Очень странно! Я почти сразу тут же кончила под ним! Непонятно! Но мне хотелось еще, и я просила его продолжать. А потом еще раз кончила и так сладко, сладко! Просто невероятно и необъяснимо. Ведь у него он имеет только 12—13 см. Правда, на этот раз он входил глубже, так как я сильно прижимала свои колени к своей груди. Раньше я этого не делала, стеснялась. После второго раза я позволила Дику тоже кончить, себе на живот, а потом мы еще долго и молча целовались.
Пока я в полном недоумении. Как ты думаешь — от чего это?
После завтра Дик опять придет. И я знаю наверняка, что я с ним кончу. А с Бобом я не уверена и в будущем — буду я кончать под ним или нет. Но не в меньшем я недоумении и от твоего описания совокупления с Джоном. Правда, когда я его читала и все это живо себе представляла, то я сама чуть не кончила, но вообрази, что я смогла бы, как ты кончить с таким толстым как у Джона в своей заднице, я ни как не в состоянии. Не знаю, но если бы теперь Боб или Дик попросили бы меня в зад, я не дала бы! Ни за что!
Но при встрече мы еще поговорим с тобой об этом по подробнее.
Сейчас сажусь за переписку последней тетради Анри Ландаля — «Мираж» — и постараюсь побыстрее закончить, так как у нас скоро заканчиваются занятия, а там приготовление к свадьбе — времени не будет.
Эту записку я пошлю тебе вместе со всем переписанным. Но ты помни, что о тебе никогда не забывает
твоя Мэгг.
МИРАЖ.
Записки Анри Ландаля.
Удивительный день выпал на мою долю! Смогу ли я в памяти восстановить все перипетии этого необыкновенного дня? А это надо! И как можно более тщательно.
Итак, на кануне того дня я вновь, — какой уже раз! — расспрашивал Марсель о ее работе, которая по-прежнему является загадкой для меня и ее намерений. И вновь она отвечала так, что можно было ей верить и не верить. Но когда был затронут вопрос о тайне инженера Ришара, она, не в пример своему прошлому поведению в подобных разговорах, оживилась, как если бы ожидала этой темы, и сообщила весьма заинтересовавшую меня деталь. Она сказала, что ей случайно стало известно, что инженер Ришар часто в прошлом посещал в Иокогаме один дом незадолго до катастрофы в Хиросиме. И она сумела узнать даже адрес этого дома. Затаив дыхание, я слушал это ее сообщение и избавил ее на этот раз от докучливых вопросов, откуда и как она получила эти сведения. Важно было другое — немедля все выяснить на месте. А вдруг там удастся зацепиться за какую-нибудь нить? Это неожиданное сообщение Марсель изменило мои планы на другой весьма насыщенный событиями день.
Утром этого изумительного дня я собирался нанести визит в дом госпожи Ямато, в котором жил мой отец с моей сестрой. Я решил с ее позволения перерыть весь дом в надежде найти хоть какой-нибудь след исчезнувшей сестры, а так же расспросить саму хозяйку о том, что ей известно о бумагах Ришара.
Но после сообщения Марсель я решил сперва съездить в Иокогаму, надеясь к обеду вернуться и после обеда побывать у Ямато-сан.
В Иокогаму можно было отправиться на комфортабельном пароходике, но, экономя время, я добрался туда электричкой. После довольно больших поисков я нашел указанную улицу на самой окраине города, вблизи берега. Это была очень дикая улица, расположенная в стороне проезжих магистралей и мне не было видно ни экипажей, ни авто, и даже прохожих не было заметно. Я нашел дом N6 и постучал в дверь.
— Вам кого угодно? — спросил открывший мне дверь коренастый японец.
— Мне нужно видеть «мирных людей».
— Я вас не понимаю. Все мы люди мирные.
— Да, но Хиросима 33...
— О, Хиросима! Да, да... ужасно! Но вы пройдите, пожалуйста.
Мы вошли в просторную со вкусом обставленную комнату и по его приглашению я сел у письменного стола, за который уселся сам хозяин.
— Так чем же я могу вам помочь, и кто вы?
Задавая мне вопросы он открыл ящик письменного стола, заглянул в него и перевел на меня свой внимательный взгляд.
— Я Жерар Ришар, сын...
— Так, знаю, — перебил он меня, — пойдемте со мной.
Немного недоумевая, я поднялся со стула, на который только что сел и пошел за ним. Мы вышли на улицу и прошли несколько кварталов в сторону от берега, но не в направлении к городу. На углу каких-то улиц японец попросил меня подождать, зашел в будку телефона-автомата, через минуту мы вновь продолжали путь. Мы шли теперь медленно, и японец систематически поглядывал на часы, как будто соразмеряя свои шаги со временем. Напротив какого-то кафе мы остановились. Несмотря на довольно ранний час, в кафе было оживленно. У его дверей люди сновали туда и сюда.
«Сегодня не рабочий день, воскресение», — вспомнил я, внезапно мое внимание привлекла как будто знакомая фигура пожилого человека, стоявшего у деревянного палисадника, неподалеку от нас. Он стоял, опираясь на зонтик, как мне показалось, внимательно наблюдал за нами. «Где же я видел его? — напрягал я свою память. — Эти самые очки, такие же опущенные плечи, такая же напряженная и настороженная поза, как будто он хочет что-то сделать, но не решается... А, так это же Руа! Мсье Руа! Но как?!...»
— Сейчас! — прервал мои мысли японец и взглянул на часы.
Большой, темный, закрытый автомобиль вынырнул из-за угла и остановился возле нас.
— Прошу, — пригласил меня японец, открывая дверь машины.
Влезая в машину, я бросил быстрый взгляд на стоявшего поодаль Руа, машина уже тронулась с места, но я успел заметить, как Руа, подался всем корпусом вперед, буквально пожирая всем взглядом нашу машину.
Озадаченный видимым, я не сразу сообразил, что японец, провожавший меня, остался на тротуаре, а рядом со мной сидел кто-то другой. Занятый своими мыслями я попытался отдернуть шторку в заднем окошке машины, чтобы еще раз взглянуть на Руа, но сидевший со мной представительного вида японец мягко отстранил мою руку.
— Вы Жерар Ришар?
— Да.
— Вас интересуют бумаги вашего отца, инженера Ришара?
— Да.
— Я имею поручение доставить вас в штаб и там вам все разъяснят по этому вопросу. И разрешите вас предупредить, что вы не должны пытаться сдвинуть шторки на этих окнах. То есть стремиться узнать, куда мы едем. При малейшей попытке с вашей стороны выяснить наш маршрут, он будет прерван и притом навсегда.
Сказано все это было ясно и корректно, но, все же, напрягая все свое внимание, я пытался определить, хотя бы приблизительно, направление нашего движения. Но после нескольких поворотов я должен был признать полную бессмысленность своих усилий. Редкие остановки, видимо на перекрестках, сменялись длинными перегонами, на которых машина развивала большую скорость, а затем ее движения стали замедлять, вновь появились небольшие задержки, и, наконец, ход машины резко уменьшился. Шторы на окнах машины сразу как-то потемнели и вслед за тем на них смутно отпечатались блики электроламп. Машина въехала в какое-то помещение.
— Прибыли, — сказал мой спутник.
Машина мягко остановилась, и кто-то открыл дверцу. Выйдя из машины, я окинул взглядом просторное помещение с низким потолком и с сетью боковых коридоров, довольно скромно освещенное. Там и сям поблескивали кузова различных марок машин. Шныряли взад и вперед люди, но никакого шума не было слышно.
Сопровождающий меня слегка притронулся к моему локтю и кивнул на низкую, но широкую дверь, расположенную как мне показалось в наружной стене помещения. Но это было не так. Мы вошли в коридор, спустились по лестнице вниз, а затем, после нескольких поворотов попали в длинный, хорошо освещенный, со многими ответвлениями коридор. Изредка встречающиеся люди носили небольшие, закрывающие только верхнюю часть лица маски.
Сопровождающий меня японец остановился у одной из дверей, оббитых стальными листами, поднял руку и прикоснулся перстнем, сверкавшем на его безымянном пальце, к какому-то месту в верхней части двери. Последняя почти тотчас же открылась, мы прошли еще две хорошо обставленные комнаты и, наконец, вошли в просто обставленный деловой кабинет.
— Присядьте, — предложил мне мой провожатый и тотчас вышел через маленькую дверку, которую я сперва не заметил, в другое помещение.
Через некоторое время в кабинет вошли четверо японцев. Одним из них довольно высокий, хорошо сложенный, пожилой мужчина, с глубоко сидящими, задуманными глазами, весьма просто одетый приветливо кивнул мне головой и жестом пригласил меня сесть. Двое других японцев были в масках, закрывавших верхнюю часть их лиц, но у одного из них бросался в глаза глубокий шрам на подбородке. Оба по приглашению первого также молча уселись за стол. Тоже сделал и мой провожатый — четвертый.
— Вы Жерар Ришар? — обратился ко мне старший японец, внимательно всматриваясь в меня.
— Да.
— Вы ищете бумаги и чертежи отца?
— Да.
— Вы их не найдете. И лучше было бы для вас навсегда забыть об их существовании.
Он остановил рукой мой протестующий и недоумевающий жест.
— Надеюсь, вы все сейчас поймете, — продолжал он. — Вы сын инженера Ришара и только по этому, нам кажется, имеете право узнать часть того, что является тайной чрезвычайного значения. Да формулы Ришара существуют. Вы знаете, что они касаются того оружия, которое впервые в истории было применено в августе 1945 года. Эти формулы в надежных руках. Он завещал их нам и никому не вырвать их из наших рук. Его формулы живут у нас, развиваются и уже теперь овеществление их представляет собой такое могущество, которое оставляет силу взрыва в Хиросиме очень далеко позади. И это независимо от путей и методов его применения. В наших руках это могущество должно служить только миру. Это высшая цель нашего общества, цель которой беззаветно служил ваш отец. И вы в качестве сына можете узнать это. Мы так решили.
Он сделал паузу, и я невольно передохнул от того напряженного внимания, с которым я слушал его, стараясь не пропустить ни одного слова, совершенно необычного и неожиданного для меня вступления.
— Но не больше, — продолжал он, — вы не только сын великого ученого Ришара, но и разведчик правительства Франции! Не волнуйтесь! — продолжал он, заметив, как я вздрогнул при этих словах.
Он сделал еще одну небольшую паузу и продолжил:
— Формулы Ришара весьма интересуют наше правительство, но не для мира, а для войны. Оно их иметь не будет. Правда оно нащупывает другие пути овладения этими секретами, но это не то. По сути, лишь две великие державы более или менее во всей полноте владеют величайшими секретами нашей эпохи. Мирные цели одной из них, расположенной к западу от нас, близки нам и лишь Всевышний знает, не применим ли мы в решающий час наше могущество на его стороне. Военные замыслы другой державы, расположенной к востоку от нас, вызывают ужас и негодование. Ее разведка вот уже несколько лет настойчиво стремиться нащупать нити, ведущие к тайне Ришаровских формул. Зачем? А только для того, чтобы не допустить овладения ими правительством какой-либо другой страны, в том числе и нашей. К нашему стыду японская разведка помогает американской и, хотя при этом японская преследует и собственные цели, но они так же далеки от мира, как и цели Америки. Вы конкурируете с другими разведками и все с одинаковым «успехом».
Невольным кивком я подтвердил известную всем истину.
— В поисках нашей тайны вы не играете самостоятельной роли. Да, да! Не удивляйтесь! По распоряжению, например, некоего Хаяси, организация которого примыкает к японской разведке, но не имеет доли самостоятельности, вы должны были быть уничтожены еще перед вашим отправлением из Франции, в Марселе. В память отца мы решили вас спасти. Наш человек, рискуя многим, это сделал... Еще раз не удивляйтесь! Вы многого не знаете... Да и мы... — японец окинул взглядом сидевших молча людей в масках, — мы не сумели предугадать и предотвратить новую, довольно смелую и ловкую попытку организации Хаяси уничтожить вас в кафе, принадлежащего одному из его приближенных. Правда, наведенный нами на это кафе, полицейский наряд, прибыл вовремя для того, чтобы помешать окончательно расправиться с вами, но за то, что вы остались живы в этом кафе вы должны благодарить только Всевышнего! Только его! Удар ножом оказался не смертельным. В этом не наша заслуга. Но... вы попали в руки полиции, а не в подвалы «конторы Хаяси», откуда вам уже было бы не выбраться даже с легким ранением. Некоторую, правда, косвенную поддержку мы все же оказали вам при побеге из госпиталя.
— Так значит и Кито тоже?!... — вырвалось у меня недоуменное восклицание.
— Она в полной безопасности, — мягко отклонил мой вопрос он несколько в сторону и продолжал:
— Американская разведка стремиться использовать вас и извлечь из ваших успехов и возможностей максимум выгод для себя. В Марселе она была настроена против ликвидации вас. Это совпало с нашими намерениями, не допускать там вашего убийства. За вами следит и немецкая разведка.
— «Значит Руа идет за мной по пятам?» — мелькнула у меня мысль
— На что же вы можете надеяться в подобных условиях? — продолжал японец. — Допустите на миг, что вам «повезло» и вы отняли у нас какую-то часть тайны. Неужели вы думаете, что вам удалось бы унести с собой эту тайну, хотя бы на расстоянии двух-трех кварталов? И это в условиях, когда за каждым вашим шагом в тот момент наблюдали бы первоклассные агенты лучших разведок мира, не считая уже людей нашей организации, которые в этом случае не отказались бы абсолютно ни от каких мер, что бы отобрать у вас похищенную у нас тайну — святую святых нашей организации — даже если бы она была запрятана в извилинах вашей памяти! Абсурд!... Мы просим вас запомнить следующее...
В этом месте спокойный неторопливый голос японца зазвучал не громким, но как сталь твердыми нотками:
— Всякого, кто сделает первые шаги по пути раскрытия нашей тайны, мы уничтожим! Это касается и вас. Никто этих еще первых шагов не сделал. И это хорошо.
После небольшой паузы, он продолжал уже более мягким тоном, почти отеческим тоном:
— Мы решили, как видите сказать вам очень много, и думаем дать вам совет. Немедленно отбросьте в сторону всякую мысль о поисках тех тайн, которые составляют основу могущества нашей организации. Уходите с разведывательной службы, или, если пожелаете остаться на ней, решительно откажитесь от розысков того, что найти вам никогда не удастся... В противном случае, никто и никогда не позавидует вашей участи. Более того, мы призываем вас все тщательно обдумать, взвесить, воодушевиться светлой памятью вашего отца и... вступить в ряды нашей могущественной организации! Мы полагаем, что несколько месяцев для обдумывания вам будет достаточно.
Он замолчал. Я сидел совершенно подавленный и ошеломленный. Все услышанное поднимало перед моим мысленным взором какие-то громадные, неведомые мне силы, ставило передо мной вопросы исключительной важности, будило потребность действовать и по-настоящему во всем разобраться.
— Вы имеете что-либо сказать? — перебил сумбурный ход моих мыслей вопрос японца.
— Нет... Впрочем, да! Я хотел бы вам выразить признательность за то, что такой большой важности сообщение, которое я с полным вниманием выслушал. Вашего доверия я постараюсь быть достойным. Но мне действительно необходимо время...
— Вас ни кто не торопит.
— Я хотел бы обратить ваше внимание на следующий небольшой факт.
— Говорите, разберемся!
— Когда в Иокогаме мы садились в машину, я заметил на тротуаре Руа, который..
Сидевшие за столом быстро переглянулись.
— Вы уверены, что это был господин Руа?
— Полагаю, что не ошибся.
— Опишите, пожалуйста, его наружность и поточнее. Особенно одежду. Лицо его нам знакомо.
Я старательно обрисовал фигуру немецкого агента французского происхождения, а один из замаскированных японцев тщательно записал все, что я сказал и тотчас вышел.
— Жаль, что вы не сообщили об этом там же, на месте, ему, — с этими словами японец кивнул на сопровождавшего меня в машине. — Но это ничего. За сообщение мы весьма признательны вам. Господин Руа прибыл в Токио на прошлой неделе, но в Иокогаме... А припомните, пожалуйста, не заметили ли вы его в районе дома N6?
— Нет.
— Так... Но все равно! — он взглянул на сопровождавшего меня японца. — Отдайте распоряжение закрыть дом N6, немедля ни одного часа.
— Будет исполнено!
— Отправляйтесь сейчас же и проводите господина Ришара. С вами поедет Орида.
Старый японец доброжелательным кивком головы попрощался со мной, я ответил ему и все время молчавшему японцу со шрамом на подбородке вежливым поклоном. Необыкновенная встреча закончилась. Вновь бесконечные коридоры, вновь темное громадное помещение и вновь мы мчались на машине со спущенными шторами. Рядом с шофером сидел, на этот раз, незнакомый худощавый японец.
— «Очевидно Орида, — подумал я. — Что ж за добро надо платить добром. Несомненно, Руа выслеживал не столько меня, сколько организацию «мирных людей». Но при помощи последней я, кажется, сумею избавиться от Руа». Только здесь я вспомнил два пункта, разъяснения по которому я, возможно, мог бы получить в штабе и которые там совсем мне не пришли в голову.
— Извините, что прервал ваши мысли, — обратился я к своему спутнику, убедившись в том, что он далеко не рядовой член организации. — Но сожалею, что в штабе я забыл сказать... сообщить...
— Пожалуйста, пожалуйста!
— Мне стала известна одна из тайн — «Хиросима 33. Рыба ушла...»
— Хорошо, не продолжайте. — После минутного молчания, видно обдумывая, мой спутник продолжал: — Могу, пожалуй, сказать вам следующее. Эта формула имеет весьма важное значение для нашей организации, и она касается не столько настоящего, сколько будущего. Вам могу посоветовать, никогда не пытаться расшифровать ее. Практически это совершенно немыслимая вещь. И нас абсолютно не беспокоит то обстоятельство, что эта формула известна, кроме вас, еще и американской и японской разведкам.
— Еще один вопрос.
— Пожалуйста.
— Где моя сестра?
— Я вас понимаю, но единственное, что я лично в праве вам сообщить, это только то, что она в Японии.
— Благодарю вас! Больше мне ничего не нужно.
Всю оставшуюся дорогу мы молчали, погруженные в свои мысли. Машина начала все чаще задерживаться, видимо на перекрестках, а затем, ее ход замедлился, шофер слегка затормозил и Орида выпрыгнул из нее на ходу. В след за тем, машина сделала поворот и через несколько секунд остановилась. В последние секунды мой спутник сказал:
— Желаю вам найти верный компас на жизненном пути! До свидания!
Едва я вышел из машины, как последняя, рванувшись вперед, была уже далеко впереди. По привычке, я пытался заметить ее номер, но за те несколько секунд, в течение которых она исчезла вдали, ее номерной знак на металлической пластине, успел два раза изменить свое значение на моих глазах!
— «Чистая работа!» — с восторгом подумал я и, оглядевшись по сторонам, зашел в кафе наскоро пообедав.
Там я попытался было записать в свою тетрадь основные мысли старшего японца, но отложил это занятие на более позднее время, так как надо было торопиться с возвращением в Токио, где я должен еще был побывать у Ямато-сан.
Сообщение о том, что моя сестра жива и находиться где-то здесь, в Японии, наполнило меня чувством такого восторга, что все вокруг показалось мне каким-то приветливым, радостным, и даже оглушившим меня впечатлением от необычной поездки в таинственный штаб как-то потускнело.
Через час я уже сидел в переполненном вагоне, мчавшегося в Токио электропоезда. За 10 минут до прихода поезда в город, я прошел весь вагон, направляясь в сторону тормозной площадки. На предпоследней от выхода скамейке я заметил между сидевшими на ней, мсье Руа. Бросившего на меня поверх газеты и сквозь свои очки, настороженный взгляд. Руа старательно изменил свою наружность, но теперь я безошибочно знал, что это ни кто иной, как Руа. Безразличным видом я прошел мимо него и тут же, у самого выхода увидел Орида, просматривавшего какой-то журнал.
— «Руа в надежных руках, — подумал я. — Но от какого хвоста следует избавиться побыстрее. Не вести же их обоих Ямато-сан, а затем к себе на квартиру. В прочем, Руа уже несомненно успел выследить мое место жительство... Что ж, завтра же переменим его!» В невероятной сутолоке в часы пик громадного токийского вокзала, в его лабиринте переходов, коридоров, лифтов, мостиков, туннелей, в его регулируемых и нерегулируемых людских потоках мне не составляло большого труда оторваться от настырного преследователя и я, не теряя ни минуты, отправился на южную часть города. Когда, наконец, я пересек весь огромный город и добрался до домика Ямато-сан, где когда-то жил отец с моей сестрой, солнце уже закатилось за горизонт и наступили сумерки. Пожилая Ямато-сан долго глядела на меня, приговаривала как бы про себя:
— Да, да... это он... молодой Ришар! О господин, ищите Элли, вашу сестру! Она жива и думает о вас!
Путанно, поминутно сбиваясь, она рассказала об обстоятельствах похищения Элли, но сообщить что-либо такое, что могло навести меня на ее след, не могла. Она показала мне комнаты, в которых проживал мой отец, но первый же осмотр их показал полную бессмысленность их тщательного осмотра. Все было на виду. Что же касается стен, пола, то и они и даже потолок, как сообщила Ямато-сан, были дважды тщательно ощупаны и осмотрены какими-то людьми, прибывшими в сопровождении полицейских.
— Но я кое-что сберегла для вас!
Она на минуточку отлучилась и, вернувшись, вручила мне сверток старой одежды.
— Вот все что осталось. Два раза они что-то искали. Но я их обманула. Было кое-что и в платье Элли, но оно исчезло вместе с ней.
Ничего больше не узнав, я поблагодарил Ямато-сан, попрощался с ней, пообещав еще раз зайти поговорить о разных деталях, интересовавших меня, заторопился на свою квартиру. Сумерки сгустились и надо было постараться выбраться из этих пустынных мест до наступления темноты. Быстро удаляясь от домика Ямато-сан, я по профессиональной привычке ощупывал врученный мне сверток. «Ага! Так оно и есть!» В наглухо застегнутом кармане серого пиджака я нащупал какую-то бумагу. Это был мятый конверт с надписью, которую я лишь с трудом разобрал в наступившей темноте: «Моему сыну или дочери». И подпись — «Франсуа Ришар». Сунув драгоценный конверт в карман, я зашагал дальше. Город я успел уже изучить и, пробираясь узенькими улочками, я не боялся заблудиться. Выбравшись в более спокойный район, я пошел более медленным шагом, высматривая какой-нибудь транспорт. Завидев рикшу с велосипедом, я окликнул его, сел в коляску и приказал вести себя к центру. Проехав несколько кварталов, я обратил внимание на странную суматоху у высокого сумрачного вида дома, к которому мы приближались. К нему оставалось не более 50 метров, как вдруг раздался глухой взрыв, по-видимому, в подворотне этого дома и все заволокло дымом. Послышались свистки, завыла сирена полицейской машины.
— Мисс Динамит! — в страхе закричал рикша и, бросив велосипед, моментально исчез.
Я почувствовал беспокойство. Мне вовсе не хотелось ввязываться в какую-либо историю. Пакет в боковом кармане обжигал мне грудь и мне поскорее хотелось добраться к себе. Я вылез из коляски и поспешил на тротуар, намереваясь свернуть в первый же попавшийся переулок.
Какая-то женщина внезапно вынырнувшая из дымного облака, столкнулась со мной, и, при этом с такой силой, что я выронил пакет. Я выругался, но, взглянув на женщину, окаменел. Она была в маске, но волосы... Эти волосы я видел днем наяву, а по ночам они мне снились. Что я только не делал, чтобы найти эту прекрасную незнакомку из госпиталя. Все было напрасно! И вот, теперь она передо мной! Сквозь прорезь маски глядели ее глаза, от которых я уже не мог оторвать свой взгляд.
— Вы?! — только и нашелся я сказать.
Она сразу узнала меня, схватила за руку и, увлекая меня в узенький переулок, прошептала:
— Ни секунды нельзя медлить! Здесь опасно!
— Что здесь происходит? — спрашивал я на ходу. — Но почему вы в таком виде?
Мне было немного не по себе и в моем голосе звучала тревога.
— Не здесь... Я вам все объясню потом... А сейчас... Скорее, скорее...
Быстрым шагом мы успели пройти не более 30—40 метров, как она сказала:
— Теперь недалеко... Здесь за углом... Она не успела договорить. Прямо на нее шел полисмен. Мне даже почудилось какие-то тени, скользнувшие за ним...
Секунды колебания и моя прекрасная незнакомка, сорвав с себя маску и остановившись, прильнула своими теплыми губами к моей щеке. Полисмены были уже рядом.
— Но ты меня не любишь, милый, — капризно произнесла незнакомка. Полицейские переглянулись.
— Стойте! — приказал один из них. — Кто вы такие?
— Я сотрудник посольства, а это моя супруга, — слетело с моих губ.
— Документы! — потребовал тот же полицейский, а другой расстегнул кобуру и положил руку на пистолет.
Я предъявил свой французский паспорт и визу. Внимательно осмотрев их при помощи карманного фонарика, полисмен вернул их мне.
— А ваши?
— Но это моя супруга! Она не обязана носить с собой документы!
— Успокойтесь, господин! Но в виду чрезвычайных обстоятельств мы вынуждены задержать вашу спутницу, как и всех женщин в этом районе, для точного установления их личности. Произошло ограбление посреднической конторы господина Иссии. Это работа «Мисс Динамит» и так как...
Он не успел договорить. Внезапно на них обоих очутились мешки, искусственно наброшенных на них какими-то тенями, неслышно приблизившихся к ним сзади.
— Скорее! — рванула меня за руку незнакомка, не дав мне возможности проследить за исходом схватки, завязавшейся на мостовой.
— Не беспокойтесь! Они их свяжут!
В этом я тоже, пожалуй, не сомневался и поспешил за незнакомкой.
— Здесь должна быть моя машина!
Действительно за углом стояла маленькая машина — джипп.
— Садитесь за руль. У меня болит рука.
— Вы ранены? — с тревогой спросил я.
Я с восхищением взглянул на нее.
— Значит, вы...
— Да. Мисс Динамит, — спокойно заключила она.
Фантастическая ночь пролетела для меня как в угаре. Сначала бешенная гонка в джипе по кривым и темным улицам. Потом роскошный номер первоклассного отеля, мягкий полусвет, пушистые ковры, низенькая широкая кровать, лучистое вино и прелестная незнакомка в моих объятиях. Я знал, что в жизни бывает всякое, но такое... Все мои волнения и тревоги остались где-то далеко позади. От ошеломившей меня поездке в Иокогаму, от забот по розыску моей сестры ни осталось и следа. Без конца покрывал я поцелуями полуобнаженное тело желанной женщины, которая возбужденно смеялась, болтала как шаловливая девчонка и сама игриво подставляла мне свои одурманившие меня голые груди. Кто бы мог подумать, что эта милая девчонка несколько часов тому назад участвовала в каком-то крупном криминального характера деле.
— Кто ты? Скажи, как тебя зовут?
Но она только смеялась и ерошила волосы у меня на голове.
— Погоди, все узнаешь, милый...
Она ласкалась, как кошечка и я забывал все свои вопросы и сомнения.
— Я буду звать тебя Диной... уменьшительным... Дина. Можно?
— Хорошо, Анри. Ну, поцелуй еще раз свою Дину.
Медленно не отрываясь от ее губ, я стащил с нее остатки одежды, оставив только беленькую рубашонку и, оторвавшись от нее, торопливо разделся сам. Голый я лег с ней рядом на тахту. Она, взглянув на мой, готовый к бою член, стыдливо улыбнулась. Я при
влек ее к себе. Лежа на боку, мы тискали друг друга в объятиях, целуясь в захлеб. Не забывал я и о ее теле, или нежно и страстно пробегая по ее спине, талии и ягодицам, чувствуя как все ее горячее, прекрасное тело, сладострастно потягиваясь, тянется ко мне. Сначала «он» уперся в ее шелковистые волосики, и слегка вздрагивая, стремился продвинуться дальше. «Его» давление заставило приподнять ее одну ногу, которой она сразу нежно обняла мое бедро... «Он» сразу воспользовался случаем и тотчас же скользнул вдоль влажных губ и дальше, под ее ягодиц в ее теплый упругий живот и тесно прижался к моему. Любопытные пальчики ее руки блуждали по моей спине, пояснице и как бы натягивали меня на нее. Похоть властно требовала удовлетворения. Замирая в поцелуях, лаская друг друга во рту языком, я чувствовал, как ее маленький «язычок» в другом, не менее горячем «рту» вздрагивая, прижимался к шейке моего члена. Желание половой близости было настолько велико, что обычное совокупление не могло в полной мере удовлетворить его. Я это чувствовал и был в этом уверен. Страсть, охватившая ее тело, была не меньше моей. Мне хотелось чего-то особенного необычного, чего-то захватывающего, сладостно изнуряющего. И тут я вспомнил совокупление в весьма нескромной позе, с моей маленькой Кито. Мне сейчас же захотелось повторить эту экстравагантную позу в еще более бесстыдном варианте.
— Я очень хочу тебя, Дина... А ты?
— Да...
— Я хочу очень сильного наслаждения и прошу тебя лечь так, как я хочу...
— Как?
— Я покажу... Вот так... На подушке...
Я положил Дину на спину и подсунул ей под голову маленькую подушку. Две большие подушки я положил ей под задницу так, что последнее оказалось поднято почти вертикально вверх, а ее ноги повисли над ее грудью...
— О, нет!... Что ты... — вяло протестовала она. — И я не понимаю...
— Милая погоди... Я очень так хочу...
Торопливо я повернулся к ней спиной и, обняв ее задницу своими бедрами, сделал попытку соединиться. После нескольких неловких усилий мне удалось вдвинуть головку члена в ее зияющее отверстие, и опустился на согнутые руки и грудь... И кажется, покраснел от стыда... Необъяснимое чувство наслаждения охватило меня. Эксгибиционизм обострял его чувства. Да, эксгибиционизм! Мои напряженные, большие яйца касались ее венерического холмика, шелковистых волосиков на нем и мягко прижимались к ним и все это, и все, что было вокруг видели глаза Дины... Я физически чувствовал на своих ягодицах, и на всем остальном обжигающий взгляд ее чудесных глаз... Неудобная неестественная поза таила в себе неизведанную остроту наслаждения. Уткнувшись лицом в постель, опираясь на нее грудью и руками, я сильно изгибал поясницу, которая, как ее задница были высоко расположены над нашими головами, самое сладостное соединение я не мог видеть, но зато его могла видеть Дина и, конечно, его видели ее глазки, что я сразу же почувствовал. Не смотря на сильный изгиб ее поясниц и давление моих бедер на ее ноги, она ответила мне чуть заметным движением своей поясницы. Неестественно отогнутый назад член входил все глубже. Страстная Дина, раздвинув бедра и согнув ноги в коленях, старалась надавить пятками на мою поясницу. При этом член входил все глубже и глубже... Минутами мы прерывали свои движения, очень утомленные, но лишь до того, чтобы, передохнув и приловчившись, еще теснее слиться в этой совершенно исключительной позе. Через некоторое время наши движения стали ритмичней, плавней, напряжение и ослабление мускулов наших поясниц иногда стало происходить в унисон, одновременно. Чудовищно бесстыдный вид, открывавшейся глазам Дины, очевидно, безмерно ее возбуждал. Ее бедра и ягодицы сладостно трепетали, во влагалище начались сладострастные спазмы. Далеко позади себя я слышал ее прерывистое дыхание, сопение, приглушенные стоны. Изредка, приподняв голову я хватал широко открытым ртом воздух, а затем, вновь уткнувшись лицом в постель, подбивая кулаками подушку под ее зад, и уже совсем неестественно прогибая свою поясницу и раздвигая в противоположные стороны свои бедра, я вновь принимался с жадностью совокупляться. Наши бедра мешали нам, заставляя наши мускулы до предела до боли напрягаться, чтобы только соединиться до предела. Это было изнурительно и чудовищно сладостно... Ее влагалище все плотнее и сильнее охватывало мой член, доводя страсть до апогея. Иногда я наталкивался на ее матку, и, исторгая позади себя сладостные крики, а затем вновь натирал ее, упиваясь похотливыми, жалобными стонами Дины... Сильные спазмы ее влагалища и конвульсивные подергивания всего ее тела вызывали тотчас же и мой ответный, долгосдерживаемый оргазм. С невероятным и неописуемым наслаждением, задыхаясь, я спускал долго и обильно... А Дина жалобно кричала, охватывая своим влагалищем, судорожно сжимавшим мой член... Оргазм у меня и у Дины был необычайно сильным. Удовлетворение было бесподобным... До предела утомленный, мне кое-как удалось сползти с ее задницы и лечь рядом. Дина продолжала оставаться в той же позе, не в силах сползти с подушек, лежавших под ее ягодицами. Я помаленьку ее освободил от неестественной позы, нежно поцеловал и почти мгновенно заснул.
Сколько времени я спал не знаю. Дикий и пронзительный крик разбудил меня. Сна как не бывало. Но, не шевелясь, я приоткрыл глаза, пытаясь быстро охватить и оценить какую-то новую, неожиданную обстановку, в которой я очутился. Я тотчас же увидел Дину, сидевшую в распахнутом халатике на ковре и с ужасом глядевшую на валявшуюся у ног ее какую-то разорванную фотокарточку и конверт. Я поднялся на локти, но прежде чем я смог раскрыть рот, чтобы спросить в чем дело, щелкнул замок, дверь открылась и в комнату вошел Ред. За его спиной виднелась тоненькая фигурка Марсель.
— Я тебе говорила, что она здесь! — полушепотом проговорила Марсель. — Я видела их джип и подумала, что у них одна дорога, только сюда!
Окаменевшим взглядом смотрел Ред на полное ужаса лицо Дины, а затем медленно, как бы с трудом, повернулся ко мне. Его рука зашевелилась в кармане. Марсель быстро схватила его, но было поздно! Из кармана Реда прогремел выстрел и мне показалось, а может, было так, что пуля коснулась моих волос. Но, так или иначе, они зашевелились... Инстинктивно я как мог свалился на подушку и замер. Бросаться на таком расстоянии на противника, вооруженного пистолетом, было безрассудно. Двойной, душераздирающий крик пронзил комнату. Дина без чувств упала на ковер, а Марсель бросилась ко мне.
— Куда! Ни с места! — прогремел Ред, удерживая ее за плечо.
С крайним напряжением я следил за движением Реда из-за опущенных век. Сжимая в кармане пистолет, Ред медленно сделал шаг в сторону лежавшей в обмороке Дины... Сделай еще шаг и я, сжавшись как пружина, готов был броситься на него, но в эту секунду взгляд Реда упал на фотокарточку, валявшуюся на ковре. Он наклонился, поднял карточку, и некоторое время бессмысленно смотрел на нее. Потом, перевернув, взглянул на какую-то надпись на обороте, вновь быстро перевернул фото, внимательно вгляделся в него и вдруг... дико захохотал! Его ненормальный смех заполнил всю комнату, заглушая какой-то тихий говор и топот ног, доносившийся через неплотно прикрытую дверь из коридора.
— Это ты виновата, ревнивая сука!
Марсель вздрогнула от этого рева Реда и попятилась в угол. Со скрюченными пальцами Ред двинулся на Марсель, которая с посеревшим лицом прижалась в угол.
— Не подходи... — одними губами прошептала она. — Не подходи! Или...
В руках Марсель блеснул револьвер. Страшные пальцы Реда приближались к шее Марсель. Но внезапно, быстрее мысли, грянул выстрел, и в ту же секунду с глухим хлопком погасла висячая лампа. Кто-то рванул дверь и в осветившемся с коридора проеме я заметил силуэты каких-то входящих людей и гибкую фигуру Марсель, юркнувшую в коридор.
— Кто здесь стрелял?! — крикнул кто-то и зажег карманный фонарик, в свете которого стала видна фигура Реда, отшвырявшего от двери каких-то людей, бешено ему сопротивляющихся.
Вырваться в коридор все же Реду удалось, но на его плечах и руках повисло трое довольно решительно настроенных людей. Видимо Ред понял, что его жертва ушла, и немного успокоился, вернулся в сопровождении двух полисменов и коридорного в комнату. Пользуясь суматохой, я кое-как успел одеться и, сидя на тахте, одевал ботинки. Зажгли бра, и в комнате стало светлей.
— Живой!! — заорал Ред, едва вступив на порог, и бросился было ко мне, но его удержали полицейские.
— Да отвяжитесь вы! — рванулся от них Ред так, что оба полисмена отскочили от него на несколько шагов, а старший полисмен, осматривавший Дину, вскочил и выхватил пистолет.
— Вот вам!
Ред отвернул лацкан пиджака и показал удивленным и присмиревшим полисменам какой-то значок.
— И это тоже!
Ред протянул какой-то документ старшему полисмену.
— Ясно. Извините...
— Ее надо в постель! — перебил Ред полисмена и вместе с ними бережно перенес Дину на тахту, с которой я уже успел встать.
— А ты, парень, извини меня! — повернулся ко мне Ред — Откуда же мне было знать...
Вбежал еще один запыхавшийся полисмен:
— Ушла!... Исчезла!...
— И хорошо! Она уже больше не нужна, — перебил его Ред, смачивая водой виски Дины и обрызгивая ей лицо. Вбежавший, с недоумением взглянул на него.
— Это наш, — в пол голоса рассеял его сомнения старший полисмен.
— А что же здесь собственно произошло? — задал он вопрос Реду.
— Пустяки! Семейная ссора. Но все в порядке.
— А кто бежал?
— Одна ревнивая девчонка. Из-за нее и вся кутерьма. Не беспокойтесь! Ну я теперь сам тут справлюсь... До свидания! Спасибо за службу!
Полисмены, раскланявшись с Редом ушли, а за ними вышел и коридорный, успевший все прибрать на ковре и подмести пол.
— Ред, дай мне, пожалуйста, воды, — прозвучал удивительно нежный голос Дины. Но... только этот голос был обращен не ко мне, а к Реду. Ред бросился к графину, а у меня тоскливо заныло сердце.
— «Как все это понимать? В каких они отношениях?... — думал я не зная, что предпринять и совершенно не понимая таких крутых поворотов в настроении бешенного Реда.
— Ну, парень, — вновь обращаясь ко мне на «ты», проговорил он. — Я рад, что все так обошлось. Приходи сюда завтра, вечером. Потолкуем. А сейчас сам видишь, как я ее напугал. Но кто мог знать? Теперь ей надо полный покой. Я сам посижу возле нее.
— «Вежливо выпроваживает, — подумал я, — Но как же она?»
А Дина с трудом, приподнявшись на локоть, взглянула на меня каким-то по истине странным взглядом, вздрогнула и бессильно опустилась на подушку.
— Я счастлива, Ред, что ты не ранил его, — прошептала она. Завтра пусть приходит.
— Но дорогая я же не знал!
— «Все ясно, — горько подумал я, — меня использовали, как игрушку»..
Стиснув зубы, я сдержанно поклонился и, не оглядываясь, быстро вышел. Закрывая за собой дверь, я услышал брошенное мне вдогонку:
— Да, ты не обижайся парень!
Только лишь в вестибюле я хватился конверта. Его не было в кармане.
— «Так это она мой разорвала и разглядывала какие-то фото!... Но что же там такого ужасного?»
Я бросился обратно к лифту, но нашел в себе силы сдержать этот порыв. Я не был в состоянии вновь видеть прекрасную Дину и рядом с ней сумасшедшего Реда.
— «Завтра заберу конверт», — решил я.
Забылся я тяжелым сном. Но спал я не долго. Сильные, свежие, неизгладимые впечатления, необычайных и для ночи, рано разбудили меня. Позавтракав и совершив небольшую прогулку, я уселся за свои записки и провел за ними почти целый день, занес в них я, кажется, все. После этого почувствовал я себя немного легче. Как будто часть тяжелого груза свалилась с плеч. В утренних газетах я с интересом прочел описание ограбления конторы какого-то Иссии. Сообщалось, что задержали двух женщин, подозреваемых в участии в этом деле. Сообщалось, что: «Два полисмена, проведшие несколько часов во дворе соседнего дома, с заткнутыми тряпками ртами, надетыми на головы брезентовыми мешками и, привязанные к столбам деревянного забора, после своего освобождения показали, что они встретили «Мисс Динамит» в сопровождении сотрудника французского посольства по имени Анри. Фамилию они не помнят. Их сообщники, напав на полисменов, парализовали их действия. На очной ставке, с задержанными женщинами, полисмены проявили некоторое колебание в опознании одной из них, ссылаясь на то, что в темноте ясно разглядеть «Мисс Динамит» они не могли. Расследование в отношении этой женщины, оказавшейся иностранной подданной, будет проведено в возможно кротчайший срок, в виду решительного протеста против ее задержания германского консула. В газетах так же говорилось о том, что — «сделано официальное представление французскому консулу по поводу упомянутого некоего Анри, поведение которого, безусловно, указывает на его прямую связь с разыскиваемой «Мисс Динамит». В представлении приведенного описания наружности этого француза со слов полисменов». На последней страннице я прочел объявление:
«В районе взрыва конторы господина Иссии найден сверток ношенной одежды. За справками обращаться в 17-й полицейский участок».
С новой силой и быстротой кружились мои мысли. Какую же наиболее правильную линию действий избрать после такого кругооборота событий? Искать документы Ришара? Но теперь они ни что иное, как не досягаемый мираж. А пробудившееся и вспыхнувшее с такой силой чувство страсти к прекрасной француженке? Но ведь это тоже мираж и ничего более. Из памяти все настойчивее выплывает образ моей маленькой Кито. Где она? Ясно, пожалуй, одно, что путь к ней могут указать лишь «мирные люди». Ну а если... Нет, надо еще раз продумать все, сказанное в штабе. Еще и еще раз все взвесить, тщательно обдумать. И если придется что-то решать, то ничего половинчатого здесь быть не может. Или — или... А значит... совершенно трезво, но и смело взглянуть на все вещи и точно оценить реальную обстановку.
Гром небесный! Как же это случилось? как в этом разобраться? Вчера вечером, собравшись с духом, я позвонил Дине, попросив позволения взять у нее забытый, как я вежливо выразился, конверт. Дина тотчас же без малейшего колебания, попросила меня зайти к ней немедля. И вот я у нее. Она одна. Печально и с каким-то не то страхом, не то недоумением взглянула она на меня так, что я даже оторопел.
— Вот конверт. Возьми, — тихо проговорила она, обращаясь ко мне по-прежнему на «ты».
— Благодарю.
Я положил конверт в карман.
— Нет, взгляни сейчас же, что там!
Я немедленно вынул почему-то задрожавшими пальцами конверт, извлек из него фотокарточку и взглянул на нее. Еще ничего не сообразив, я почувствовал, что произошло что-то страшное. На фотографии я сразу узнал себя, снятым тогда, когда я был еще школьником и рядом с собой маленькую сестру. На обратной стороне фотокарточки рукой отца было написано:
«Жерар и Элли, Марсель 1939 г.»
Я вертел в руках карточку и напряженно думал:
«Марсель... Жерар и Элли. Да... но что же здесь»... Я снова всмотрелся на фото. Рядом со мной сидела девочка с очень знакомым лицом. Очень! Мой растерянный взгляд остановился на лице Дины... Боги небесные! Ведь это же Элли! Но, неужели Элли?! Не веря своим глазам, я еще раз сравнил фото с оригиналом. Последние следы исчезли.
— Элли! Сестра!!
— Жерар!!...
Неужели такое бывает в жизни? И почему это случилось со мной? А может и не случилось и это тоже всего лишь мираж? Но все кажется проходит в этом лучшем из миров, прошло и первое острое впечатление, вернее потрясение, прошли и слезы и тяжелые вздохи и в конце концов, кое-как упокоившись мы засыпали друг друга бесчисленными вопросами. Понемногу перед нашими умственными взорами возникали картины нашего недавнего прошлого. На перебой друг другу мы спешили рассказать как можно больше о себе и узнать как можно больше о другом.
— А то, что мы сделали дорогая Элли, так это ровным счетом ничего не значит, — успокаивал я ее и себя в ту минуту, когда она вдруг задумалась и, загадочно поглядела на меня, покраснела, как будто что-то вспоминая.
— Ты думаешь?
— Конечно! Тем более, что мы же не знали и ни какой вины здесь нет и быть не может. Помнишь, как в библии?...
Я замялся, позабыв, кто же именно, согласно библии, совокупляется с сестрой.
— Да, но то в библии... и, кроме того, там же говорится, что за этот грех бог их наказал.
— Да, но у них были дети! — нашелся я.
— А ты думаешь, что у нас... — она прикусила губки, но лукаво улыбнулась.
— Ах, Элли. Я так тебя люблю! — Я схватил ее руку и горячо поцеловал. — И ни о чем не жалею! — добавил я.
— Ришар! Что ты говоришь! Сейчас же перестань!
Когда пришел Ред он застал нас за оживленной, дружеской беседой, а мы его встретили, как лучшего старого друга.
Домой возвратился я спокойный и довольный, с восстановленным душевным равновесием. Засыпая, я уже с удовольствием вспоминал подробности интимной близости с Элли и, наряду с некоторой ревностью к Реду, чувствовал сильную эрекцию члена, что еще долго не давало возможности мне уснуть.
Прошло несколько дней. Итак, Элли с Редом уезжают в Америку, в Филадельфию. Я решил вручить Элли все свои записки, чтобы она сохранила их для меня, внимательно их прочла и поняла, почему я остаюсь в Японии, почему я делаю такой решительный шаг в жизни. Элли должна все это понять, и я почему-то уверен, идти мы будем вместе с ней по новому пути, на который я вступаю первый. К этому призывает меня совесть, мой долг перед моим отцом, моя любовь к Кито...
Вчера вечером позвонила Элли. Ред уехал на два дня в Осаку, и она приглашает меня к ужину. Через час я был у нее. И на этот раз мы не могли наговориться, все новые и новые детали, события всплывали в памяти, все новые и новые предположения на будущее всплывали в наших головах и требовали обсуждение.
Мы сидели рядом на широком диване, и я по-дружески обнял ее за талию. Постепенно моя рука стала чувствовать... женщину, упругое тонкое тело женщины, которой я уже обладал раз... Мой член начал напрягаться. Элли, очевидно, заметила это и, почувствовала возле себя возбуждающегося самца, тихонько отодвинулась.
— Не надо, Ришар...
— Элли...
— Что?
— Как тебе сказать... Я не жалею, что тот раз так случилось...
— Перестань! Разве можно так?
— Ответь мне на один вопрос.
— Ну?
— Элли... тебе было тогда приятно?
— Не говори про глупости.
— Элли... Было? Скажи, дорогая, тебе было сладко?
— Ну, было. И что же из этого?
— Очень?
— Сам знаешь...
— Элли, ты спустила?
Я поглаживал ее талию и прижимал к себе. Элли наклонила головку, но бросив взгляд на мой член, который оттопыривал брюки отвернула ее в сторону.
— Элли, ответь.
— Что? — ее голос стал совсем тихим.
— Ты спустила?
Я взял ее руку и положил на свой член. Она нерешительно отдернула руку, но чуть отдвинувшись от меня тихо проговорила:
— Ришар, мы сделали очень дурно.
— Элли, да ничего плохого мы не совершили! Мы испытали с тобой величайшее наслаждение и только.
— Но ведь я же твоя сестра!
— Ну и что же? Если половая близость дает нам такую радость, то зачем ее отвергать? Это все только условности.
— Ты думаешь?
— Так оно и есть. Половая близость с тобой дала мне величайшее наслаждение. Такого я еще не испытывал.
— С кем?
— Со многими.
— Например?
— В последнее время с Марсель, с Кито...
— Ришар, ты должен рассказать мне все подробно.
— Конечно! С большим удовольствием! Кстати, все подробности у меня записаны.
— Дашь почитать?!
— Обязательно. Я и сам об этом думал. Мне кажется, лучше будет, если ты возьмешь мои записи с собой в спокойную Америку, сохранишь их для меня и сама кое над чем поразмыслишь.
— Так ты записал и то, что со мной?
— И это.
— Да... Интересно...
— А первую половину своих записок я оставлю во Франции. Спрятав их там.
— А я их увижу?
— Да. А за это ты должна мне все рассказать о себе.
— Все у меня в дневнике. Прочтешь.
— И как у тебя первый раз?
— Все, все! Абсолютно все! А у тебя?
— В моих записках можешь не сомневаться. Все подробности занесены. А то, что было в школе и еще до школы, то об этом почитаем вместе с тобой, когда старые записки будут у меня.
— Но кое-что и теперь расскажешь?
Элли лукаво и игриво взглянула на меня.
— Ах ты милая проказница!
Я с жаром поцеловал ее в щеку. Она обняла меня за шею, и я впился в ее губы... в засосе... долго... Я уже без малейшего с ее стороны сопротивления и нежно и торопливо ласкал и мял ее упругие грудки.
— Перестань, — прошептала она. — Расскажи лучше...
— Элли... я хочу... А ты?
— Может быть это нельзя... Ты лучше расскажи...
— Хорошо. Но будет приятнее рассказывать, если... если соединиться... Хочешь?
— Ты не сможешь тогда говорить...
— Элли... взгляни!
Я погладил свой член, контуры которого рельефно обрисовывались на моих тонких брюках.
— Уже видела... Жерар, а может быть не нужно? И я хочу, чтобы ты рассказывал о Жанне...
— Нашей маленькой кузине?
— Да. Я помню, что ты был в нее влюблен.
— Это была моя первая любовь, если не считать кое-что еще... Мне было тогда лет n, а ей...
— Двенадцать.
— Да, да. Лет 12 с лишним. А почему ты о ней вспомнила?
— Она же была моей подружкой, и мы с ней всем делились... Но я чувствовала, что она мне не все говорит. Она признавалась в поцелуях и объятиях с тобой, но о большем ничего не говорила. А я была уверена, что...
— И ты была права Элли. Я с ней совокуплялся.
— Нет, в самом деле?
— Конечно! И она глупенькая такая горячая была...
— Жерар...
— Что?
Элли наклонилась к моему уху и чуть слышно прошептала:
— Я ей завидовала...
Я вновь впился в ее губы... Она осторожно оттолкнула меня.
— Расскажи...
— Хорошо, Элли...
— Ну, что тебе?
— Я буду так сидеть, как сижу, ты приляг на подушки... откинься на спинку... Вот так... А ножки положи на мои... Так. Я их буду ласкать...
— Зачем это?... Ну, хорошо... Хватит! Рассказывай.
Я почувствовал, как ее ножка мягко легла на мой член и я с удовольствием потянулся и прижал рукой ее ножки еще теснее к себе.
— Ну, что ты?
— С Жанной я действительно начал целоваться и обниматься, как только она приехала к нам в начале летних каникул. Ты тогда была совсем маленькой...
— Я уже помню о том, как она рассказывала, как вы искали укромные уголки... А потом?
— Потом... Я ласкал у нее между ножек... У нее тогда совсем не было там волосиков... Вот здесь.
Я проник своей рукой между плотно сжатыми бедрами Элли и слегка притронулся к лобку.
— Ришар, перестань!... Ну, а она? Трогала тебя?
— Я сам прижимал ее руку или ею водил по своим брюкам... натирал... А через несколько дней после этого, когда мы с ней однажды вечером стояли под верандой, я расстегнул свои брюки и засунул туда ее руку...
— А она?... Отдернула ее?
— Нет. Я целовал ее, а она сама держала свою руку на моем члене и, конечно, ощущала, как он вздрагивает... Так же как ты... сейчас чувствуешь это своей горячей ножкой... Да, Элли?
— Ты опять?
— Элли...
— Ну, что еще?
— Элли милая... Я только расстегну брюки... и прижмусь к твоей ножке...
— Ришар, ты совсем несносный... Что ты делаешь?... Как нестыдно...
— Вот и все... чувствуешь?
— Продолжай!
— Так вот я направил руку Жанны, сжимал ее ладонь и пальчики вокруг своего члена и когда, наконец, она сама сжала его своей милой ручкой я начал ее онанировать...
— Неужели ты уже знал это.
— Конечно, а знаешь, кто меня научил.
— Мальчишки, кто же еще!
— Помнишь, у нас была горничная, такая высокая, красивая блондинка.
— Сюзанна?
— Вот, вот она!
— И что?
— Она очень любила меня онанировать.
— Не может быть! Я помню она была такая скромная, застенчивая, всегда ходила, потупив глаза и краснела при всех удобных и неудобных случаях!... И когда же это было.
— С год до Жанны. Мне тогда было около n лет, а Сюзанне лет n или 17, вероятно. Я помню, что у меня уже тогда стоял как кол, хотя еще маленький.
— Ришар...
— А ты бы знала, Элли, с каким искусством Сюзанна искала и находила многочисленные удобные пути, чтобы хоть немного побыть вместе.
— И она сама начала?
— Да. Целоваться, пожалуй, мы начали вместе, а трогать половые органы начала она. Часто, когда никого не было в соседних комнатах, а я сидел в кабинете за уроками, она тихонько заходила ко мне, расстегивала брюки, я откидывался на спинку стула, вытягивал под стол ноги и уже ничего не соображал. А она... делала мне и при этом сама сильно возбуждалась...
Раccказывая это я поглаживал кончиком пальца, набухший, как бугорок, покрытый тонкой тканью ее трусиков.
— Ришар, перестань... Что ты делаешь?... А Сюзанна что?
— Когда дома никого не было, она учила меня онанировать ее, что доставляло и мне и ей огромное удовольствие...
— А... большего ты с ней не имел?
— Нет, но она рассказывала мне подробно, как это делается, но со мной она занималась только онанированием. От ее искусной ручки я начал впервые спускать.
— А она?
— Сюзанна любила лежать на диване, приподняв ноги и все время говорила, как ей делать... — «Немного выше... медленнее... сильней, чуточку быстрей... вот уже приближается... Ришар скорее... сейчас спущу... еще... Ришар... я спускаю... спускаю-ю-ю...» И это было чаще всего днем и редко вечером. Я склонялся над ней, стоял у дивана и любовался тем, как она, задыхаясь, краснела, вздрагивала, вытягивалась, как при последних ее криках сильно увлажнялись, и без того мокрые ее половые части... Конечно, я с ней очень хорошо изучил это, и то, как спускают девушки... Элли... А у тебя тоже очень мокро...
— Ты виноват! не трогал бы... и не было бы... А ты? как же ты тогда?
— Сюзанна часто держала меня за член. Ласкала его. А сразу после того, как она спускала она добивалась того же и у меня, что было очень легко, так как я возбуждался, онанируя ее, что, кажется, и без ее пальцев спускал бы... Иногда закончив спускать, Сюзанна захватывала мой член себе в рот, делала несколько сосательных движений и... все... я ей делал в рот и тут же, обессилив, валился на нее передохнуть...
— Ришар, какой же ты был бессовестный...
— Элли у тебя губы стали толстые... И клитор... твердый...
— Перестань... А с Жанной?
— Жанну я онанировал месяца два, пока она не начала спускать мне на пальцы, но еще до того я научил ее онанировать себя и спускал ей в руку.
— Где же это вы делали? Я ни разу не видела...
— И в комнате, и в лесу и почти каждый вечер, когда ты уходила спать, несколько раз мы залазили на чердак...
— Ришар, а когда ты ее?...
— В конце лета.
— Элли, прости меня, я сниму твои трусики.
— Зачем? Так хорошо...
— Элли, ты же понимаешь... я не могу...
— Ну какой ты право... Да не тяни так. Осторожнее... Все! Сиди теперь спокойно! Продолжай... Да, а как же Сюзанна?
— С Сюзанной я продолжал тоже, но реже. Она начала встречаться с одним клерком, но она знала все, что я делаю с Жанной, учила меня, как лучше начать совокупление с Жанной. Правда и без нее я этого очень хотел. Но Сюзанна во многом мне помогала. Часто она сама устраивала так, что мы с Жанной оставались вдвоем, и она нас стерегла. Ну и конечно, наблюдала за нами...
— Просто невероятно! Я и догадываться не могла бы! Ну...
— Помню, как-то раз мы остались вчетвером дома. Сюзанна мне сказала, чтобы я действовал смелее и так как она советовала мне, а тебя увела купаться на реку. Как только вы ушли мы с Жанной начали ласкать и мять друг друга за половые органы. Потом улеглись на диван. Жанна разрешила снять с себя трусики, я спустил до колен с себя брюки и пытался лечь на нее. Она изворачивалась, сталкивала меня с себя, но после долгой возни все-таки пустила меня между своих ножек. Когда я дотронулся членом до ее голеньких половых органов, она затихла, отвернула лицо в сторону, сама немножко согнула ножки в коленях, приподняла их и стала ждать...
— Ришар! Ты опять? Сядь спокойно!
— Элли, милая... Он, кажется, никогда не стоял так как сейчас..
— Вот еще!... А прошлый раз уже позабыл?
— Элли, я безумно хочу... Я только притронусь до нее... и все... и буду рассказывать...
Я повернулся на бок, и мой член уперся в волосики ее нежного треугольника.
— Ришар, не смей больше! Лежи спокойнее! Дальше?...
— Дальше?... Я взял в руку свой горячий члени начал его головкой раздвигать красные, влажные губки Жанны, нащупывая дырочку...
— И... нашел?
Бедро Элли вздрогнуло.
— Да... и я нажал членом... вот так! Чувствуешь?
— Ришар перестань же... прошу тебя...
— А Жанна начала визжать и пыталась вновь столкнуть меня, но не очень сильно и ножки свои продолжала держать раздвинутыми, а свою маленькую попку приподнятой... И я чувствовал кончиком члена такую сладость, что чуть было не спустил... Такую сладость, как сейчас чувствую... Элли...
— Ришар, как не стыдно... А она была девственной?
— Ну, конечно! Что ты! Я, как советовала Сюзанна, остановился, сдержался... А потом опять нажал... раз... другой... Жанна опять начала повизгивать... А потом я так нажал, так нажал...
— Ришар не смей... умоляю!
— Головку члена что-то сдерживало... Он напрягся... изогнулся... и с силой врезался в трепещущее и орущее тело Жанны...
— Ришар... милый... что же ты... какой твердый... и горячий.
Элли уже сама приподняла над моими бедрами свои ножки, и член скользнул еще глубже в ее тело...
— А Жанна продолжала тоненько визжать... так протяжно... Элли, милая, дорогая... я думаю, что Жанна кричала так, как и ты... в первый раз... Да?
— Ты рассказывай... милый... и не спрашивай... нет сил отвечать... мне стыдно и... очень как-то сладко... милый... и ты... так делаешь... Ой! Что ты?
— Я... я матку достал...
— У тебя длинный, ты осторожнее... так... А у Жанны... ты доставал?
— Матку?
— Да...
— Это было уже потом... когда ставил ее на четвереньки, как учила Сюзанна. Тогда доставал... Жанна кричала, но... терпела... и... спускала...
— Ришар... милый... я не знаю, но я хочу спустить... можно?
— Спускай, родная... я буду натирать тебе матку... осторожно... вот так...
— О... Ришар... Что ты делаешь?... Милый... я не выдержу... не могу-у-у-у!... я... я... спускаю... спускаю-ю-ю-ю! Милый!... Как-то удивительно мягко, плавно и даже может быть лениво, но видимо очень сладко и обильно спускала Элли, не меняя позы.
Я прижал член к матке, но не делал ни каких движений, наслаждаясь упоительно нежными изгибами ее тела и невыразимо приятными спазмами ее влагалища... Спускала моя сестренка довольно долго и, вскоре, там у нее было все необычно мокро. Я сдержался, мне хотелось продлить наслаждение.
— Ришар, а ты?
— Элли я еще хочу.
— Я, кажется, тоже не прочь. Но немного погодя. Знаешь, как это необыкновенно хорошо стало... Даже стыдно... И я так скоро... Ришар, может быть ты вынь его... на минутку... А? А я отдохну...
Делать это мне совсем не хотелось, но я извлек член из ее горячего тела, залюбовавшись широко открытым отверстием, которое медленно смыкалось вслед за отнятым из его объятий моим половым органом... Я лег рядом с сестрой и начал покрывать ее щечки, губы, шею благодарными, но жаждущими еще большего поцелуями.
— Ришар, милый... мы опять нехорошо сделали...
— Элли, как ты можешь так говорить? Ведь это чарующе прекрасно! Неужели ты не испытываешь этого?
— Это стыдно... И у тебя какой-то длинный и уж... очень как-то сладостно... я впервые так быстро спустила...
— А у Реда не длиннее?
— Нет. Пожалуй, такой же, но у него толще... Понимаешь? И все-таки, почему-то от тебя я спускаю быстрее и сильнее... Не знаю почему. И стыднее и слаже...
Эта изумительная, упоительная ночь пролетела быстро, как сказочный сон. Рассказывая друг другу подробности нашей интимной жизни, мы вновь соединились надолго, до полного самозабвения. Второй раз Элли спустила, стоя подо мной на четвереньках. На этот раз я спустил вместе с ней. После этого усталые и довольные мы проспали с сестрой до утра. К утру возобновили еще раз. Это было самым длинным по времени и самым бесстыжим по манере его совершения совокуплением. Дело доходило до маленького ануса, хотя и не в полной мере принявшего в себя мой член. Кажется, что я никогда не удовлетворял так полно свою похоть. И такое же признание сделала и она мне...
Итак, эту часть записок я на этом кончаю и как условились, передаю их Элли вместе с прочтенными мною ее милыми дневниками. Да, есть о ком и над чем нам обоим поразмыслить, есть что-то такое, что нужно попытаться постигнуть и есть, наконец, такие вещи и цели, достигнуть которые надо было бы во что бы то ни стало!
P. S.
Милая Кэт!
Вот и все. Отсылаю тебе сразу все переписанные три тетради. И на все вопросы, которые я тебе задала в этом письме, ответь обязательно и поскорее. И об «этом» и о «совпадениях» в «На распутье» и т. д. пиши, что ты обо всем этом думаешь.
Впечатление от Анри и Элли у меня потрясающее! Оказывается он не Анри, а Жерар! И он... с родной сестрой! Понимаешь? И все-таки он мне нравиться все больше...
А Элли дала мне это фото. Очень красив! Так бы и поцеловала его!
Элли опять спрашивала, хотела ли бы я увидеть Жерара? Конечно, я сказала, что очень.
— Может ты его и уведешь, — медленно произнесла она, загадочно взглянув на меня.
— А теперь, — продолжала она, — ты многое узнала, о другой жизни, жизни бурной и опасной, неспокойной и пленительной!... И ты сможешь избрать ее, если захочешь... Я скоро уеду очень далеко. Захочешь, поедем вместе.
— Куда? Как?
— Ты немножко поразмысли сама, а потом еще поговорим и по подробнее.
Все это безумно странно! Как ты думаешь? Такие непонятные разговоры, недомолвки...
Но неужели все то, что написано «На распутье», относиться ко мне? Я даже мысли такой не допускаю! Кошмар! И все-таки как-то не по себе. Но надо подождать.
А пока столько мыслей и впечатлений, и волнений от предстоящей свадьбы, от скорой встрече с тобой, от будущей новой жизни... Да, ели бы на месте Боба был... Жерар! О, что бы было! Ты пишешь, что и тебе он очень понравился. Я только думаю, то, что ты хотела бы, чтобы он тебя... в задницу. Да?
Вот прочтешь, как он делал это с сестрой, ты его обожать будешь. Я только не знаю, как мне с Элли? Так хочется расспросить ее с Жераром о том, как он делал ей, о том, что она чувствовала под ним, но сейчас я как-то стесняюсь говорить с ней об этом. Как я тебе уже говорила, половых сношений с нею я уже давно не имела и нет подходящего случая поговорить с ней в интимной обстановке. Я чувствую, что она с кем-то удовлетворяется, когда часто уезжает куда-то. Ну, и я тоже. Так или иначе, но между нами возникала какая-то стена и разделила нас душевно. Может быть это временно, а может быть... Я даже не знаю, что может быть. Все так загадочно и не понятно...
С Диком я опять была в саду. Он мне положительно нравиться. Я уже не скрываю от него то, что спускаю под ним. И уже разговариваю с ним. Понимаешь? Раньше мы все делали молча, отворачиваясь друг от друга и закрывали глаза даже, а теперь разговариваем об «этом.»
Так вот. Вчера я опять была с ним в саду. Он лежал на мне, поддерживая себя на локтях. У меня ноги совсем чуточку были согнуты в коленях, и он так смешно изгибался, стараясь задвинуть туда весь свой маленький горячий член...
— О мисс... — жалобно говорил он.
— Ну, что тебе?
— Если бы я мог вас попросить...
— Ну, что? Говори!
— Если бы вы ноги подняли...
— А зачем тебе это?
— О, мисс...
— Тебе так не нравиться?
— Нет нравиться, но...
— Если нравиться, то так и делай!
Минуты две он тужился, напрягался, силясь вогнать мне по глубже свой член. Его лоб вспотел, а ресницы закрытых глаз вздрагивали.
— Дик, почему ты закрываешь глаза?
— О, мисс...
— Тебе стыдно? Так зачем же ты это делаешь?
— Простите, но...
— Я не вижу, тебе приятно или нет. Открой глаза! Так. Да смотри же на меня, а не в траву. Вот теперь я вижу... Тебе сладко?
— Да, мисс...
— Отчего скажи?
— Не знаю, мисс...
Я уже не могла сдержаться и подняла ноги.
— О, мисс..
Член Дика скользнул глубже, и он почти лег на меня.
— Да не смей ты ложиться, а то совсем прогоню!
— Простите, мисс... И... и как вы?
— Что я? Я еще не кончаю. А ты делай... делай... так... так...
Я захватила свои ноги под коленями и начала ритмично прижимать их к своей груди...
О, Кэт ты бы видела Дика в этот момент! Рот полуоткрыт, зубы стиснуты, мокрые волосы слиплись на лбу, а глаза так сузились, как будто ему трудно было совсем открыть их. И знаешь, таким он мне показался милым и красивым! Как какой-то маленький бог! Я ему даже улыбнулась.
— О, мисс... как вы?
Я совсем прижала свои коленки к груди и почувствовала, как его горячие яйца нежно-нежно, как мягкий бархат, прикасались к моему заднему отверстию! Всякий раз, когда он прижимался ко мне, стараясь, как можно глубже войти в меня.
Не знаю, касался он матки или нет, но мы с ним делали все для этого. Я развела свои колени в стороны и с силой прижимала их к себе, чуть ли не к подмышкам...
Ох, Кэт! Даже сейчас стыдно... И еще я подумала: «А что если бы Анри увидел меня в такой позе?»... И внутри меня как-то так сладко-сладко защемило...
— Ты знаешь, Дик, — уже с трудом проговорила я — кажется, я скоро кончу...
— О, мисс... Я... я...
— И ты... не смей!... Ожидай меня! Иначе... я тебя... отстегаю... и смотри же. Раньше меня не смей!... В другой раз не... не дам... и изобью-ю-ю... глу-у-у-бже-е-е... так... так...
— Извините, мисс, но... я чувствую, что... вы... уже... Да?... Пожалуйста, скажите...
— Еще немножко... Вот так! Так!... Ты прелесть! Вот сейчас уж... Кон... чаю... Слышишь?... Кон... ча... ю-ю-ю-ю...
В этот миг я не чувствовала, как у меня болят ноги, поясница и руки от такой ненормальной позы...
Потом я разрешила кончить мне на живот. Ты заешь, Кэт, он такой послушный! Мне будет очень жаль с ним расстаться! Впрочем, не так уж и обязательно это расставание. Будем встречаться реже, может быть и очень редко, но все же видеться будем.
Мы еще долго валялись с ним на траве, обнимались и целовались. Под конец я чуть не довела его до слез, расспрашивая его о том, кого он имел до меня. И представь себе! Мой невинный Дик оказался маленьким Анри-Жераром! Чуть не плача, он признался мне, что уже год как совокупляется со своей младшей сестрой. Ты только вообрази себе Кэт такое! Вот откуда у него такая опытность!...
— Сколько же ей лет? — спросила я.
— Скоро будет тринадцать. Она на год моложе меня.
— И она тоже кончает?
— О мисс...
— Ну говори же!
— Да...
Дик обещал познакомить меня с ней. А Дика, кажется, я все больше люблю. Он мне рассказывал кое-какие подробности, от которых мой клитор опять стал твердым, он рассказывал, как однажды ночью он, даже от страха, стоял голый возле кровати, на которой спала сестренка с матерью. Сестренка выпятила свой зад и в течение целого часа или больше они оба, замирая от страха, осторожно совокуплялись. При этом он кончил один раз, а сестренка, эта малышка, успела два раза! И при этом они еле-еле двигались и почти не дышали от страха, опасаясь разбудить маму. А потом он рассказал, как они вместе, спрятавшись за забор, наблюдали во дворе одного фермера совокупление жеребца с кобылой. Это их так растревожило, что они как пьяные, бродили целый час в поисках уединенного местечка. Был воскресный день, родители были дома, в парке и на реке было много гуляющих и, наконец, они зашли в свой школьный двор и, молча, не сговариваясь, направились в глубь двора, где находился ватерклозет. Они заперлись вместе в одной из кабин. Сестра от волнения видимо захотела писять. А потом они начали возиться. Сперва делали они это стоя друг перед другом, что было очень неудобно и член все время выскальзывал. Потом он приподнял ей одну ногу, стало немного лучше, но все же не так как хотелось.
— А может, как они? — тихонько прошептала сестренка и покраснела.
— Как они? — не сразу понял Дик.
— Да как там.
Тут только вспомнил Дик, только что увиденного жеребца и кобылу и у него даже дух захватило.
И вот первый раз в жизни Дик имел совокупление сзади. Сестренка наклонилась над сидением, а он делал ей сзади. И на этот раз она кончила дважды.
Какая-то школьница помешала им немножко, забежав в соседнюю кабину. Они затаились не разъединяясь, ожидая пока она пописяет. А она, как назло писяла долго и Дик, чувствуя нетерпеливые движения задницы сестренки, принялся вновь делать ей то, не заботясь больше о школьнице, которая оставалась в кабине еще очень долгое время, ведя себя подозрительно тихо... может быть она подслушивала...
Дик уточнил, что этот случай имел место за два месяца до того, как он имел сестру в кровати, о чем я тебе уже только что написала. На мой вопрос, Дик признался, что после того, как он много раз имел свою сестру сзади, которая охотно становилась на четвереньки.
А ты знаешь, Кэт, ведь ни кто, ни Дик, ни Боб не имели меня сзади! А мне хочется... С каким бы удовольствием я чувствовала у себя на спине горячего самца! Нет, он мне очень нравиться!... От тебя, как всегда, с большим нетерпением жду письма, хотя мы скоро увидимся
Твоя Мэг.
В ОТЕЛЕ «ЭКЗЕЛЬСИОР».
Краткий ливень сменился унылым, моросящим дождем, которому, казалось, не будет конца. Плотная сероватая туча закрывала все небо, не оставляя на нем ни малейшего просвета. Кружечек яркого полуденного солнца потонул и скрылся совсем в этой мгле. Только тоску нагоняет такая погода! Ицида неторопливо постукивала в подоконник своим изящным зонтиком, с раздражением поглядывая в окно.
— И все мои планы о прогулке на катере рассеялись как дым, — продолжала она, оборачиваясь назад.
— К вечеру проясниться, — не переставая работать на машинке, заметила Амина.
— Сомнительно... А мне никто не звонил?
— Нет.
Дверь без стука отворилась, и в комнату вошел Хаяси в сопровождении Сигимицу. По-видимому, оба оставили в вестибюле отеля свою мокрую верхнюю одежду. Легкий грим и своеобразная прическа, несколько сглаживали сходство двойника с оригиналом. Этой же цели служило и иного цвета и покроя одежда Сигимицу.
— Так. Ясно. Для морских прогулок погода подкачала? — проговорил Хаяси, приветствуя девушек и многозначительно поглядывая на Ициду.
— Побаиваюсь, что сегодня встреча не состоится, — сказала Ицида.
— Жаль. Надо поторопиться.
— Как в Бенрвиле?
— Место осмотрели. Заброшенный колодец в глубине сада. А сад — целый лес. Накануне Элли получит телеграмму от Реда: «Сегодня в десять часов вечера жду тебя в саду пансионата у заброшенного колодца. Дело неожиданное и срочное. Ред». Там ее будет поджидать Сигимицу.
— А шум?
— Ни малейшего!
— Нож... — вставил Сигимицу.
— А если она что-либо заподозрит?
— В одиннадцать я вызываю ее на срочный разговор на междугороднюю. По пути ее встретит Сигимицу.
— А если...
— Сигимицу проникнет ночью в ее комнату... Это крайний случай. Останутся следы и Сигимицу должен будет срочно выехать. А если колодец, то может пройти порядочно времени, пока примутся за розыски.
— Гм... А Ред?
— С ним несколько позже. Я ему сам покажу копии некоторых их писем, за подлинники которых он должен будет вручить нам порядочную сумму. За эти письма он пойдет и на грабеж и на убийство и на, что угодно. Значит, деньги он добудет. В назначенный день, вернее ночь, у портовых складов его будет поджидать Мацуда. Обстановка там будет тоже подходящая. Там есть, где можно незаметно притаиться Сигимицу и Генри. Мацуда получит доллары и передаст Реду письма...
— Как?... Подлинники?...
— Не торопись!... Сигимицу и Генри появятся на сцене, ликвидируют Реда... Втроем справятся! Впрочем, и я буду по близости.
— Ред очень подозрителен, — заметила Ицида.
Да, но письма! Ценность для него безгранична! Связь с «Мисс Динамит» — это бессрочная каторга!
— Ну, а Мэг?
— Ее муженек — молокосос уплатит за копии писем приличную сумму, и, полагаю, сам ее ликвидирует. Таким образом, с этой наиболее опасной для нас группой будет покончено. Вот так. Ты, Ицида, заканчивая с СИ-АЙ-СИ...
— Уже почти все сделано, вот только встреча...
— Вот, вот! И, между прочим, поинтересуйся, нельзя ли изъять письмо Кэт Микферсон к Мэг? Кое-что тоже сможем за них получить.
— Подумаю.
— Хорошо. Это разумеется, не письма Мэг, но все же... А в конце ее писем есть кое-что и для нас.
— О Руа?
— А ты читала уже? Этим предателем заинтересовались «мирные люди».
— Интересно, что они с ним смогут сделать?
— Гадать не будем. Выясним на месте. И если он в Японии, тебе, Сигимицу, будет... работа...
— И гонорар тоже, — добавил двойник Хаяси.
— Это само собой. Важно было бы знать, что он там сумел разнюхать?
— Вряд ли он узнал, где может быть штаб, — предположила Ицида.
— Безусловно! Наши попытки тоже кончались ничем. И начнем мы опять с Иокогамы... И все же любопытно, как туда попал Руа? Но самое важное не это.
— А что?
— Бесспорный факт существования бумаг Ришара! Теперь сомнений нет! Надо искать путь к ним. И, кажется, неплохо то, что молодой Ришар остался жив.
— А именно?
— Думаю, что он подбирается к их организации, а может быть он уже там. Надо превратить этого Ришара в нашу живую ниточку. Зацепиться за него.
— Может быть и Марию?
— Здесь разговор иной... Поразмыслить придется.
— Но кто бы мог подумать, что Мария, Секс-Вамп работает на «мирных людей»!
— Да... Их организация очень сильна.
— Секс-Вамп надо ликвидировать, — процедил сквозь зубы Сигимицу.
— Верно, но сперва попробуем использовать для нашей организации. Все равно, захочет она того или нет. Но это дело будущего. А пока побыстрее закончим все дела здесь и приготовимся к отъезду.
— Все вместе?
— Я и Ицида вылетим с восточного аэродрома, Амина и Сигимицу с южного. Дату установим этими днями. Все наши бумаги, документы, Амида с Сигимицу отправят послезавтра воздушной почтой на имя Окара.
— Хорошо.
— Вот и все. А сейчас... мы с Сигимицу примем ванну. Обедать будем здесь.
— Ванна то одна, — заметила Ицида.
— Сперва Сигимицу, а я за ним. Так?
— Мне безразлично. Я могу и к себе...
— Нет, нет! Ступай, ступай! А после обеда отправишься к себе... Амина, надо белье и простыни ему вынуть из шкафа.
— Слушаю.
Амина поспешно юркнула в соседнюю комнату, которая была соединена с ванной, а за Аминой удалился туда же и Сигимицу.
— А дождь все льет, — проговорила Ицида, подходя к окну.
— Ничего, рано или поздно кончится.
Хаяси подошел вплотную к Ициде и обнял за талию.
— А я доволен тобой Ицида.
— Я рада.
Рука Хаяси скользнула ниже и плотно ощупала выгнутые навстречу его пальцам изящные ягодицы Ициды. Позади них, тотчас показалась и тотчас скрылась Амина. Через минуту с шумом захлопнула двери ванной и, громко стуча каблуками, вновь появилась на пороге комнаты, бросив боязливый взгляд на стоявших у окна. Хаяси стоял там же повернувшись спиной к окну и одной рукой что-то делал Ициде внизу живота. Ицида, по-прежнему, стояла лицом к окну, но с сильно развернутыми в коленях ногами.
Хаяси спокойно взглянул на Амину.
— Простите, господин Акамура, — пролепетала она, потупив глаза, — десятое письмо вы уже прочитали.
— Да. Печатайте его без изменений.
Не поднимая глаз, Амина подошла к машинке.
— Пойдем!...
Хаяси увлек Ициду в спальню, расположенную рядом с ванной комнатой. Амина торопливо уселась за машинку и пальцы ее забегали, но в резко замедленном темпе, со все более значительными паузами. Ее уши жадно улавливали равномерное поскрипывание кровати, потом тишина. Приглушенный нежный и жаркий торопливый шепот Ициды, просившей и умоляющей о чем-то...
Не выдержав Амина легким шагом подошла к двери и прильнула к замочной скважине. Перед ее глазами открылась впечатляющая картина.
На кровати, лежа на спине, лежал Хаяси, брюки у него были полуспущены. Ицида, стоя на четвереньках, лицом к его ногам, двумя руками держала его член, головка которого исчезла у нее во рту. Хаяси же, закинув на спину Ициде ее платье, большими пальцами обеих рук, раздвигал и без того широко раздвинутое отверстие, которое находилось как раз перед его глазами, вытянув в трубочку губы, он старался захватить ими красный язычок, выглядывающий из него.
Отшатнувшись от двери, Амина присела к машинке. С трудом чуть ли не по буквам начала она перепечатывать десятое письмо...
189