— Надеюсь, что ты не обижаешься за то, как мы, по английски, уехали?
— Нет, конечно, просто так внезапно!
— Ну, сам понимаешь, отцу было бы немного неловко утром с тобой увидеться! Вот мы и решили уехать. Ты — как? Лучше, хоть чуток, становится?
— Мам! Мне неудобно подробности тебе рассказывать!
— Да, или нет? И всё.
— Да, но очень медленно.
— Я тут в город ездила, снимки твои показывала в хирургии. Мне прямо сказали, что если активно не заниматься лечением, то года два ты будешь выкарабкиваться, и ещё года полтора восстанавливаться до прежнего состояния. Может, тебя на юг свозить летом, чтобы море, витамины, солнце?
— Дорого.
— У нас с отцом один сын, и другого не будет.
— А дача? Козы, куры?
— Отец с вами поедет, а потом, у нас ещё и дочь есть! Попрошу помочь.
— Идея мне нравится. Хочется, конечно, поскорее выздороветь!
— Ты со своей говорил после этого, как она?
— Расцвела. Ну, тогда, если не обижаешься, мы снова приедем, к внуку, на день рождения. Что ему подарить?
— Мам, это ты в детском садике работала! Ну, я не знаю, что ребёнку в семь лет можно подарить. Машинок у него и так полно!
— Восемь. Ладно, мы подумаем. На юг летом поедете?
— Да, — сдался я, надеясь, что к лету стану перемещаться боле-менее нормально.
Жена, на восьмилетие сына, организовала детский праздник в америкосовском ресторанчике. Ей помогала её сестра и моя мама. Мы с отцом остались дома
— Как ты сам? Как твоя машинка, заработала? — спросил он меня, переборов смущение.
— Пап, ты же понимаешь, что это — надолго! Давай без дежурных вопросов!
— Моя, утром, просто светилась вся. Так что — все довольны, и не накручивай себе всяких мыслей.
— Ну, не знаю, я бы от ревности умер, наверное. Тебе что, кошки душу не скребут, что ли?
— Бурчит, конечно.
— Даже не знаю, чем тебе помочь!
— Пап, знаешь, меня больше всего изводит то, что я не знаю, что там и как у вас. К тому, что это вообще происходит, я отношусь спокойно, а вот то, что я не вижу, не знаю как — просто изводит. Не знаю почему, но если бы я видел, знал — на душе было бы спокойней.
Отец покраснел до кончиков ушей и долго молчал.
— Хочешь, чтобы я её в это время сфотографировал? А она согласится?
— Не знаю. Нет, наверное. Вы же опять, в той же комнате будете, наверное?
— А ей снова нужно?
— Три недели прошло.
Он пожал плечами.
— Поможешь мне?
— А что нужно?
Я дотянулся и достал из тумбы стола видеокамеру и кабель удлинитель.
— Вот, этот шнур сможешь рядом с телевизионным протащить в ту комнату, а после в стенке незаметно поставить вот эту камеру и подключить к кабелю?
Отец вновь заметно покраснел и молча взял оборудование из моих рук. Пока он старался, пропихивая по каналу разъём, я включил ноутбук. Камеру налаживали перекрикиваясь: правее, выше, и тому подобное. Когда всё было готово, отец, стыдясь своего любопытства, посмотрел на результат. Постель была вся, как на ладони, довольно близко, и ракурс был немного с угла и сверху.
— Записывать будешь?
— Не знаю. Я думал немного посмотреть, насколько жена будет довольна, и после — выключить. Но, если хочешь посмотреть на себя со стороны — могу. Записать?
Отец, смущённо улыбаясь, пожал плечами:
— Никогда не видел порнухи со своим участием. Даже любопытно посмотреть
— Значит, запишу. Только смотри, чтобы она не увидела камеру.
— А зум у неё есть?
— Небольшой, а вправо–влево — нет.
— Сделай немного покрупней... а ничего! Всё видно будет.
К вечеру мы все вновь волновались, зная о том, что будет ночью. Постепенно в комнате сын и мама затихли. Открылась дверь и зашла жена. Даже не в ночной рубашке, а совершенно обнажённая. От неё пахло свежестью ванной. Она держала в руках всё, что требовалось для бритья. Она молча поставила всё на стул перед диваном, присела. Откинувшись на его спинку, полулегла, подтянув колени к плечам. Я понял её, и начал бритьё.
Нежная плоть откликалась на каждое моё прикосновение, то — сжимаясь губами, то — призывно раскрываясь. Вскоре жена шумно, возбуждённо задышала, а к завершению бритья внизу у неё уже вовсю мокро чмокало. Я всегда восхищался красотой жены в этом месте, не утратившем своей прелести и притягательности, благодаря кесареву сечению. Но и шрам был сделан искусно, по поперечной складочке, у самого лобка и скрадывался.
— Зачем тебе это? — запоздало спросил я
— Не знаю, просто, умом понимаю, куда и зачем иду, а в душе — пустота. Нет волнения. Желание — есть, а вот волнения — нет, словно просто мыться или спать иду. Вот и решила себя немного раззадорить.
— Глупая.
Я обнял супругу, целуя ей лицо.
— Глупая, ты у меня! Можно просто оставить люстру включенной. Ты будешь видеть, как он входит в тебя, то, как он смотрит на тебя. Это и ему поможет и тебе. Тебя же возбуждает, когда на тебя смотрят?
— Да.
— Вот, так и сделай, попробуй, тебе понравится!
— Думаешь?
— Уверен. Сама увидишь!
— Попробую. Давай я ноутбук уберу, а то — уснёшь и уронишь на пол.
— Я сам. Ты же понимаешь, что я сейчас долго не усну.
— А что ты будешь смотреть? Порнуху?
— Да. Смотреть порнуху.
— Смотреть порнуху и думать про меня?
— Да.
— Ну, смотри, может, поможет!
Она нежно поцеловала меня и с улыбкой выскользнула за дверь.
Услышав то, как жена изнутри заперла дверь соседней комнаты, я включил ноут.
Жена по привычке протянула руку к выключателю, но, вспомнив, оставила люстру светить в полную силу. Подошла к постели. Отец лежал давно готовый. Его возбуждение было на пике, и даже самые мелкие вены рельефно проступили под кожей, а мужская стать, казалось, распухла даже больше обычного. Супруга подошла к своему свёкру, взялась ладонью за его причинное место. Легонько так, не стараясь сдавить, чтобы охватившие пальцы сошлись.
— Горячий какой!
Стараясь не смотреть партнёру в глаза, она, без ложной скромности встала на постели, перешагнув через мужчину и начала приседать, после встала на колени и двумя пальчиками, легонько подправила моего отца, наживив его головку. Переступила коленями, поудобнее расставив бёдра пошире, и упершись ладошками в плечи партнёра, начала делать медленные движения, то — чуть оседая на твёрдую плоть, то — чуть приподымаясь с неё, и с каждым разом опускалась всё ниже, пока просто не села на живот моего отца. Она сладостно протяжно выдохнула, посидела так и начала неторопливые движения. Темп постепенно ускорялся и жена стала тихонько постанывать в голос. Всё больше её захватывал этот процесс, и всё протяжней становились её сладостные стоны. Пока она и вовсе не дошла до бешенного ритма. Отец, казалось, лежал безучастным, но теперь он положил свои крепкие мужицкие ладони на её груди и принялся с силой мять, месить их, явно делая этим больно своей снохе. Но реакция на боль оказалась обратной: жена завыла в сладостном упоении, а когда отец между костяшками пальцев защемил её соски и начал тянуть за них вниз, точно намереваясь безжалостно оторвать их, супруга забила в конвульсиях тазом, и разрыдалась низким грудным голосом животной самки, достигнув продолжительного оргазма, и затем обессиленно рухнула на грудь своего самца.
Отец не торопил её, и дождался, пока моя любимая отдышится, немного придя в себя, а после перевернулся, не вынимая из неё орудия услады. Партнёр начал новый раунд ни сколько не опавшим членом. Он хлюпал, входя резкими ударами на всю длину, и жена отзывалась на них благостными ахами, которые постепенно переросли в протяжный стон тоненьким голосочком. Внезапно она сама схватила руками партнёра за крепкие мужские ягодицы и начала с рыками заставлять его ускориться. И вновь её начала пробивать крупная нервная дрожь. Белоснежный женский таз содрогался крупной нервной дрожью, но партнёр лишь сбавил темп, не думая замереть, и это провоцировало всё новые конвульсии оргазма. Жена под ним рыдала в голос, но он и не думал останавливаться, пока женщина не затихла вовсе, словно впав в обморок. Он ещё продолжал, совсем медленно, двигаться в теле, казавшемся совершенно бесчувственным. Длилось это достаточно долго, пока отец сам не утомился и не лёг своим телом на тело любовницы. Они, будто уснув, лежали так минут пять. Но вот супруга, вздохнув, попыталась столкнуть с себя партнёра, и тот послушно вытянув из неё свой неувядающий орган, лёг на бок рядом.
— Ты ещё не всё? — тихо, почти шёпотом спросила она.
— Нет.
— Опять что-то принял?
— Конечно. Ещё хочешь?
— Да, если ты не устал.
Жена поднялась в коленно-локтевую позу, расставив колени как можно шире. Я посмотрел на мужскую мощь отца во всей красе и, даже, с долей некоторого восторженного восхищения. Следил, как зачарованный, за тем, как мокро блестящая упругая плоть врывается, сминая нежные лепестки, в лоно женщины, и с какой-то механической размеренностью строгой ритмичности медленно выползает, чтобы снова провалиться в предназначенное для неё место.
В этой позе жена вскоре вновь вошла в экстаз, бесконечно повторяя одно слово: «Ещё!». Иногда она замирала, и тихонько скулила под его ударами, достигнув наслаждения, а после начинала вновь ритмично
двигать попой навстречу мужчине, а он не потакая женщине, хозяйничал в её теле так, как ему хотелось и женщина покорно подчинялась мужской мощи. Зрелище завораживало магизмом внутренней несгибаемой силы мужчины, заставляло уважительно воспринимать её.
После короткого отдыха, не извлекая инструмента услады, отец продолжил. Любимая своим сознанием находилась уже где-то вне тела, а мужчина всё продолжал и продолжал. Я был поражён тем, как долго это длится. Уставшая партнёрша всё чаще начала падать на постель, и тогда он подложил ей под живот скомканное вместе с подушками одеяло, а после — продолжил. Жена совсем обессилив, просто лежала обмякшим телом на этом коме из постельных принадлежностей. Её расслабленное тело безвольно содрогалось от всё новых ударов, а партнёр всё продолжал вдалбливаться в неё. Но вот он остановился, всадив по основание свою плоть, и только теперь я заметил то, насколько он устал.
Около минуты он просто приводил в норму дыхание, дотянулся до полупустой полулитровой бутылки нарзана на столе. Допил, бросив стекляшку прямо на постель рядом с собой. Жена же продолжала лежать безвольным телом, находясь в какой-то прострации. Мне и в голову никогда не приходило столь властно распоряжаться телом любимой, делая так, как я хочу, а не она. И я начал понимать, чего не хватало жене в отношениях со мной — вот этой абсолютной зависимости от мужчины, его желаний, ощущения полной власти над собой. Отец же тем временем снова положил ладони на талию партнёрши, и приступил к третьему раунду. Длилось это долго. Казалось, что моя любимая находится в тихом обмороке, пока отец не начал со стоном вжавшись в сноху, изливаться в неё. Она тут же подала признаки жизни. Хоть и вяло, повернулась лицом к нему:
— Что ты делаешь! Сумасшедший! Я же могу родить от тебя! — чуть ли не радостным шёпотом заговорила супруга. Он молча толкнул её внутри своей плотью, и собиравшаяся ещё что-то сказать, жена осеклась, сладко застонала, и обмякла.
Они отдыхали, не расцепляясь, и я пришёл в себя от увиденного. Подумалось: правильно говорят, что не учи отца... Он сам тебя научит. Стало немного жутковато от мысли о том, что если бы я, тогда, пустил всё на самотёк, не вывел супругу на откровенный разговор, а просто закрыл глаза на неё и отца — стряслась бы семейная драма: жена разрывалась бы между мной и отцом. Мама бы с ума сходила от этой ситуации, и чем бы всё завершилось? Вероятнее всего мы с мамой просто выгнали бы её. Для сынишки было бы горе, с которым невозможно справиться, не покалечив жизнь, я бы, скорее всего, от того, что продолжал бы любить жену, в конце-концов оставил бы сына сиротой. Сердце отца наверняка бы не выдержало того, чему он стал виновником.
Додумать я не успел, потому, что отец зашевелился, извлекая заметно обмякший инструмент. Жена, перевернувшись на спину, оттолкнула ком, на котором лежала, широко раскинув ноги. Пустая бутылка ударилась о колено отца. Он засмеялся:
— Ты так легла! Ты что, не довольна?
— Хорошо, но, мало. Я бы ещё не отказалась! — с весёлой, наигранной кокетливостью в голосе отозвалась жена.
— Какая же ты ненасытная!
— Не я! Я уже устала. Это она, дрянь ненасытная, ещё хочет!
— Давай накажем её, если хочешь.
— Хочу, а как?
— Дедовским способом.
Отец поднялся и одним движением, из висевших на стуле брюк вытянул свой ремень.
— Ну-ка, раскрой ноги пошире, чтобы им не за что не досталось!
Супруга вдруг сделалась серьёзной. Она с испытующим взглядом развела бёдра на полную, на сколько могла. От этого раскрылся её натруженный вход. Отец взялся за ремень возле пряжки, намотал его на ладонь и не очень сильно ударил. Удар пришёлся точно между губ, прямо по клитору. Жена рефлекторно дёрнулась сжать колени, задохнувшись от боли, но тут же вновь сама раскрыла их вновь:
— Ещё!
Отец нанёс ещё три удара. Жену заколотило. Она завыла грудным голосом, сжавшись в калачик и оргазмируя.
Отдышавшись, она серьёзно посмотрела на своего партнёра:
— Не будем больше стараться наказать её. От этого ей только больше хочется, и всё.
— Хорошо.
Отец вновь стал ложиться на сноху, и только теперь я заметил, что его боец полностью восстановился и готов. Супруга приняла свёкра в свои объятия, с благодарностью поцеловав в щёку, и когда он начал свой труд, обняла его и руками и ногами. Оргазм был тихим. Она замерла и просто наслаждалась снующей плотью мужчины. Продлился он не долго. Любовники просто лежали обнявшись. Первой нарушила тишину жена:
— Почему вы не научили своего сына быть с женщинами таким же, как ты: властным, уверенным в себе!
— А как ты себе это представляешь? Кто бы его учил? Мать? Сестра? Так она тогда сама ничего не умела! Вот кто тебя научил? Кто был твоим первым мужчиной, не отец же!
Жена помолчала, и тихо обронила:
— Отец... Только он не специально: он после мамы сильно напивался, до чёртиков, и ему пригрезилось, что я — это она. А я так растерялась, что и пикнуть не могла. Но всё закончилось хорошо. Ближе к утру мне даже самой это дело начало нравиться. Когда он совсем уснул, я потихоньку ушла в свою комнату, а он даже не помнил после ничего.
— А моему ты про это рассказывала?
— Нет. Да я сама и думать про это забыла! Ведь простая случайность, и не более того. А вот когда мы с тобой были, в самый первый раз, я вспомнила. Умирала от волнения, как тогда, с отцом, и мне иногда даже казалось, что я снова с ним, а не с тобой.
— Ты в этот момент хотела его, я чувствовал.
— Не знаю, может быть. Мне просто, было хорошо. Мне казалось, что я с ним, и мне было хорошо.
— Ладно, давай спать. В ванную пойдёшь?
— Нет, папочка, ты меня так утомил! — жена тихонько засмеялась ему в плечо.
— А не боишься?
— Нет. С ним внутри так хорошо, уютно. Не вынимай его, ладно?
— А если залетишь?
— Знаешь, а я хотела бы от тебя родить. Нет, правда! Папочка, ты у меня такой мужественный, сильный!
— Всё, давай спать, а то ты сейчас до такого договоришься, за что тебе потом самой стыдно будет! Свет надо выключить.
— Пускай горит. Не хочу, чтобы ты его вынимал. Муж оказался прав.
— В чём?
— Он посоветовал свет не выключать, и тогда ощущения острее будут.
Отец ужаснулся, вспомнив про камеру, но изменить уже ничего не мог.
Мне было грустно. Ноги затекли. Решил встать, и только тогда заметил, что непроизвольно поглаживаю свою, поднявшуюся, наконец, плоть. Пусть вялую, но уже мужскую стать, а не тряпочку. Радость затмила всё. Мгновенно простилось жене и отцу всё, что они делали и говорили лишь за то, что я вновь ощутил себя мужчиной. Остановил запись. Скопировал этот, двухчасовой файл в свою папку с документами, а после открыл редактор. Обрезать запись на том моменте, где они долго отдыхают, ещё до порки ремнём, мне показалось самым удачным, и я отредактировал её в полуторачасовом варианте. Выключил ноутбук, закрыл его, кладя на стол, и со стонами приняв вертикальное положение, прошёл в туалет. Как же приятно ощущать в своей руке возбуждённого бойца, а не не пойми что!
— Привет, дружок! Как я скучал по тебе! Если бы ты только знал!
Снова в комнату, в приподнятом настроении, горизонтальное положение на своём спальном месте. Хорошо бы приснилось что-то сексуальное!
А после я, с лёгкой душой, провалился в сон, как в пустоту.
Утром меня разбудила мама, зовя завтракать. Что мне снилось, я не помнил, только ощущение было, что что-то классное, и, главное, от этого сна я был в достаточно возбуждённом состоянии.
Все, кроме меня и сына, чинно сидели за столом, не стремясь оторвать взгляд от своих тарелок. Сын первый заметил мою улыбку на лице:
— Пап, тебе лучше стало, или что-то хорошее приснилось? Все сразу забыли о еде и как на чудо, с надеждой в глазах посмотрели на меня.
— И то, и другое.
Мама облегчённо вздохнула. Отец незаметно подмигнул мне:
— Сработало! Отлично!
Только жена была в некоторой растерянности. Неужели она успела извериться, и теперь внутренне ругает себя за это! Лучше уж так. Совесть наказывает суровее всех. Пока женщины готовили закуски, чтобы отметить подарок мне, ко Дню рождения сына, сам сын резался в привезённую дедом игрушку на компьютере. Я потихоньку, фрагментарно, прокрутил отцу запись его похождений, которая ночью была мной укорочена.
— А ночью и утром ты не записывал?
— Нет. Когда я всё это увидел — он сам встал, ну, не в полную силу, но — встал. Я так обрадовался! Представить себе не можешь! Какая там запись! Нафига, если и это сработало!
— А-а-а... ну, да, ну, да. Хорошая запись. Я там, прямо как мачо какой! Ну, как ты, теперь, успокоился? Удовлетворил любопытство?
— Вполне.
— Ну и ладушки! — с каким-то облегчением закончил отец разговор.
Просидели за столом до вечера. Родители начали собираться к отъезду, говоря, что должны ещё и дочь навестить, и мама спросила:
— Как думаешь, отец вам на юге будет нужен?
— Мам! Это же первая ласточка! Да и какая разница! Пусть хоть раз в жизни отец съездит куда-нибудь не в командировку, а в отпуск! А я, там, думаю, совсем приду в себя.
Жене мама десять раз повторила:
— Ты береги его! Осторожненька будь с ним!
7. В следующий раз родители навестили нас на Новый год.
268