Я тут же прикрылся ладонями между ног, вызвав сдержанные смешки мам. Мне пришлось стоять так чуть ли не две минуты, пока медсестра ходила в ванную.
– Опять прикрылся? – улыбнулась Надя, вернувшись ко мне с мокрой тряпочкой, – Ну нельзя ж быть таким стеснительным.
Медсестра быстро нагнула меня вперед.
– Чего зажался? – с улыбкой спросила она, попытавшись залезть тряпочкой мне в попу, – Быстренько расслабь ягодички!
Надя надавила мне на плечо, заставив чуть – чуть присесть.
– Вот так, – сказала она, – А теперь разведем ножки пошире.
Заметив, как глазеют на меня молодые мамы, мне в очередной раз захотелось провалиться под землю от стыда.
– Какая у нас грязная попа, – заметила Надя, скользя у меня между ягодиц мокрой тряпочкой.
– Смотрите, как покраснел, – улыбнулась Катя.
– Конечно, в семь лет уже стесняется, – сказала Оля.
– Ничего, привыкнет, – усмехнулась медсестра.
Я вздрогнул, почувствовав, как тряпочка углубилась мне в дырочку. Посвятив ей чуть ли не полдминуты, Надя обошла меня спереди.
– А теперь вытрем писюнчик, – сказала она.
Надя бесцеремонно приподняла мою письку и легонько потрясла ей над горшком.
– Тебя не учили, что надо всегда встряхивать писюнчик после того, как сходил по – маленькому? – спросила меня медсестра, вытирая мне письку мокрой тряпочкой.
– Я своему всегда хорошенько встряхиваю, – сказала Оля, – У мальчиков обычно столько в писюнчике остается после того, как ходят на горшок.
– Ага, – согласилась Вика, – У моего Саши, если не встряхнуть после горшка писюньку, обычно появляется на штанишках мокрое пятно.
Медсестра молча кинула мне колготки, которые я тут же начал неуклюже натягивать.
– Как хорошо покакал, – сказала Надя, отправившись с моим горшком в ванную.
Одев колготки, я улегся на свою кровать, по – прежнему в шоке от прилюдного высаживани я на горшок. "Неужели мне теперь придется постоянно пользоваться горшком?" – подумал я, еле сдерживаясь, чтобы не зареветь от обиды.
Разумеется, после первого горшочного опыта я больше не просился у медсестр ни по – маленькому, ни по – большому. Впрочем, они вовсе не собирались этого ждать – сами чуть ли не каждые полчаса подсовывали мне горшок. Понимая, что мне не разрешат ходить в нормальный туалет, я попытался отнести горшок в ванную, чтобы не писать у всех на виду, но Ира вернула меня в главную комнату, заявив, чтобы я все делал там, как остальные малыши. Было ужасно обидно, как со мной обращались в этой палате. Впрочем всё, что эти мамы с медсестрами обо мне знали – это два мокрых конфуза. Поэтому и обращение было соответствующим.
Мне ничего не оставалось, как писать и какать в горшок у всех на виду – стараясь не обращать внимания на ехидные комментарии медсестер и мам. Не говоря уже о совсем юных практикантках, которые повадились ходить в палату после обеда. Было такое впечатление, что они специально приходили посмотреть на меня. Еще бы – семилетний ребёнок в палате для малышей. Одна обнаглела до такой степени, что когда ей рассказали, что мне вместе с ясельными малышами приходится пользоваться детским горшком, она специально попросила Иру заставить меня туда пописать.
Вечером пришла мама. Увидев, что она принесла несколько пар трусов и трико, я тут же переоделся, избавившись от ненавистных колготок.
– Откуда у тебя эти колготки? – удивилась мама.
Я смущенно промолчал. Объяснять маме происхождение салатовых девчоночьих колготок мне совсем не хотелось.
– Дима полтора года назад перестал колготки носить, – улыбнулась мама, – Сразу, как пошел в школу.
– Понятия не имею, откуда у него эти колготки, – пожала плечами Ира, аккуратно складывая салатовые колготки, – Его к нам в них привели.
– Три пары трусов думаю хватит, – сказала Надя, взяв у мамы стопку одежды.
– Не знаю, – усмехнулась Ира, – Он же их постоянно мочит.
– Дома у Димы ничего подобного с трехлетнего возраста не было, – сказала мама.
– У детей постарше, как Ваш, это не такая уж и редкость, – заметила Надя, – Особенно в больнице.
– Ага, многие в больнице писаются, – сказала Ира, – Резкая смена обстановки, стресс...
– Вы только не волнуйтесь, – обратилась к маме Надя, – Мы постараемся подобных вещей больше не допускать.
– Мы следим, чтобы каждый ребенок вовремя ходил по – маленькому и по – большому, – добавила Ира.
Слушая разговор медсестер с мамой, я не знал, куда деться от смущения. Одно дело, когда незнакомые люди обсуждали это между собой и совсем другое, когда медсестры рассказывали о моих конфузах маме – спокойно и буднично, как будто речь шла о двухлетнем малыше.
– Ну как тебе в этой палате? – спросила меня мама.
– Мы можем перевести назад, если не нравится, – улыбнулась Ира.
Я отрицательно мотнул головой. Несмотря на свои не слишком приятные особенности ясельная палата была намного лучше прежней, девчоночьей. Возвращаться туда мне совсем не хотелось.
– Потерпи, зайчонок, – ласково сказала мама, погладив меня по голове, – Врач сказала, что наверно через три дня выпишут.
Я тяжело вздохнул. Три дня казались немыслимо долгим сроком.
– Мам, а что, если тебе разрешат тут остаться? – с надеждой спросил я, подумав, что может оно и к лучшему, что меня перевели в палату для малышей, – Смотри, в этой палате все с мамами.
– Даже не знаю, – замялась мама, – Больничный наверно взять не получится – и так все в этом году на тебя израсходовала. Только в счет отпуска.
– Извините, но мы разрешаем родителям лежать в больнице только с детьми грудного и ясельного возраста, – немного виноватым тоном сказала Ира.
– До трех лет, – пояснила Надя, – Потому что мамы следят за своими малышами – главным образом меняют мокрые штанишки. Иначе нам на всех рук не хватит.
– Этот тоже мочит штанишки, – усмехнулась Оля.
– Ну он же не делает это каждый час, – улыбнулась Ира.
– Обратитесь к Нине Петровне – заведующей отделением, – посоветовала Надя, – Может разрешит в порядке исключения.
– Надо будет завтра спросить, – сказала
мама.
Побыв со мной еще полчаса, мама начала собираться.
– Пока, Димуля, – ласково улыбнулась она, увидев, что мне принесли ужин, – Хорошо себя веди и не писай в штаны.
Я обиженно посмотрел на маму – неужели медсестры сумели ее убедить, что я, как грудной, не могу контролировать мочевой пузырь?
Через час после ужина сменились медсестры.
– Это Маша с Оксаной, – представила мне новых девушек Ира, – Ночные медсестры.
"Точно практикантки" – подумал я, украдкой разглядывая совсем юных девушек в белых халатах.
– Интересно, что такой большой тут делает? – удивленно поинтересовалась Маша.
– Перевели к нам потому что писается, – с улыбкой объяснила Надя.
Вкратце рассказав новым медсестрам о событиях за день, Надя с Ирой покинули палату. Ночные медсестры казались намного добрее прежних – особенно симпатичная улыбчивая Маша. Я решил попроситься у нее в туалет, надеясь, что медсестра разрешит мне выйти из палаты.
– Куда? – удивилась Маша, услышав мою просьбу.
– В туалет, – тихо повторил я.
– Они что не дали ему горшок? – раздраженно спросила Оксана.
– Вон стоит, – улыбнулась Оля, показав на стоящий под моей кроватью эмалированный детский горшок.
– Так в чем тогда дело? – обратилась ко мне Оксана, – Бери горшок и делай туда все свои детские делишки.
Обиженно вздохнув, я поплелся к своей кровати. "Хорошо, что по крайней мере не стала настаивать, чтобы я сходил на горшок в ее присутствии" – подумал я, твердо решив терпеть мучивший меня после ужина позыв по – большому.
– До сих пор не сходил на горшок? – поинтересовалась Оксана через пять минут, проходя мимо моей кровати, – Давай, Дима. Не надо терпеть. Тебе все равно придется этим горшком пользоваться. У нас в палате все дети ходят только на горшок. И по – маленькому, и по – большому.
– Что ты его уговариваешь? – обернулась стоящая у одного из пеленальных столов Маша, – Уже не маленький. Захочет – сходит.
Медсестры были правы. Чувствуя усиливающийся с каждой минутой позыв какать, я с обидой понял, что мне рано или поздно придется сесть на горшок.
– Бери термометр, – сказала Оксана, протянув мне градусник.
За пять минут, пока я держал подмышкой термометр, позыв по – большому стал совсем нестерпимым. Едва дождавшись, когда Оксана заберет у меня градусник, я вскочил с кровати и посмотрел на стоящий под ней горшок. Я намеревался отнести его в ванную и покакать там, надеясь, что новые медсестры не станут настаивать, чтобы я ходил на горшок в главной комнате у всех на виду.
Нагнувшись, чтобы достать из – под кровати свой горшок, я неожиданно громко пукнул и в ужасе замер, чувствуя, как между ягодиц расползается теплая масса. "Неужели обкакался?" – в панике подумал я и густо покраснел. Было абсолютно непонятно, что мне теперь делать. Я прекрасно понимал, что медсестры по – любому обнаружат, что у меня грязные трусы – даже если я схожу на горшок. Кому – то из них ведь придется вытирать мне после горшка попу. "И почему я терпел до последнего?" – в отчаянии подумал я. Разумеется теперь было все равно – сходить на горшок или сделать все под себя. Я густо покраснел и, окончательно сдавшись, громко наложил в трусы приличную кучу.
– Ты что обкакался? – обернулась на меня Оксана.
– Ага, очень подозрительно пахнет, – улыбнулась Катя, – И штаны сзади отвисли.
Быстро подойдя ко мне, Оксана заглянула мне за спину и пощупала попу.
– Ничего себе наложил кучу! – сообщила она уставившимся на меня мамам.
Я растерянно стоял перед медсестрой с пунцовым от стыда лицом.
– Ты почему обкакался? – набросилась на меня Оксана, – Что молчишь? Почему ты не сходил на горшок, когда тебя об этом просили? Терпел до последнего, пока не наложил кучу в штанишки!
Ко мне быстро подошла Маша.
– Смотри, Машка, как обкакался, – показала на мою попу Оксана.
– Ай – яй – яй, – неодобрительно покачала головой Маша, – Малышам еще простительно, но от такого большого я этого никак не ожидала.
– От него всего можно ожидать, – язвительным тоном заявила Оксана, – Ты, Дима, и дома так какаешь в штанишки? Ох, не завидую я твоей маме.
Оксана отчитывала меня еще пару минут. Слушая ее обидные слова, я еле сдерживался, чтобы не зареветь.
– Нам без тебя с малышами забот хватает, – заявила медсестра напоследок, – Их, кстати, мамы после грязных штанишек подмывают, а твою попу сейчас мне мыть придется.
Оксана сходила к пеленальному столу и вернулась оттуда с тонкой резиновой перчаткой. Я с опаской наблюдал, как она натягивает ее на правую руку, гадая, что затеяла медсестра.
– Что неприятно стоять с кучей в штанишках? – усмехнулась Оксана, скользнув рукой мне между ног, – Давай ее немножко помесим.
Медсестра принялась месить кучу у меня в трусах. Я поежился, чувствуя, как теплая масса противно перемещается у меня между ног. Ощущение было таким неприятным, что я не выдержал и громко заревел.
– Ты у меня эти грязные штаны надолго запомнишь, – улыбнулась Оксана, продолжая месить мою кучу.
Я зашелся плачем и, повинуясь второму нестерпимому позыву, пустил в трусы сильную струю.
– Смотри, Оксан, он еще и описался, – с улыбкой сказала Маша.
– Думаешь, мне отсюда не видно? – усмехнулась Оксана.
– Точно, вовсю мочит штаны, – улыбнулась Марина, – Ай – яй – яй, как не стыдно!
– Как будто обкакаться было мало, – проворчала Оксана, – Маш, можешь принести мне клеенку? А то уже начало капать на пол.
Маша сбегала за клеенкой, которой Оксана тут же быстро обернула меня между ног.
– А как покраснел, – усмехнулась Катя.
– Правильно, – сказала Оксана, – Еще как должно быть стыдно! Только посмотри на себя, Дима. Обкакался, как годовалый. Не говоря уже, какой спереди мокрый. Теперь я понимаю, почему тебя к нам перевели.
Я продолжал тихонько всхлипывать, не зная, куда деться от стыда.
– Ну что, залезай вон на тот пеленальный стол, – показала мне Оксана, – Сейчас буду тебя подмывать. Давай так, Машка. Сейчас я им займусь, а в следующий раз ты. Подобные обязанности надо чередовать.
– Хорошо, – кивнула Маша, – Только надеюсь, что "следующего раза" у Димы не будет.
180