— Мда-а-а. Беда.
Мы с женой в полной растерянности стояли перед обугленными останками деревянного мостика. Речка Грязнуха своим видом полностью оправдывала данное ей название, и в данной ситуации была непреодолимым препятствием. Недавние сильные дожди превратили ее в быстрый мутный поток, и о переправе вплавь или вброд не могло быть и речи.
— Ты же говорил, что Севка тут весной проходил!
— Проходил. Ты же видишь, что головешки свежие совсем. Он недавно сгорел. Может молния ударила...
— А другой мост есть?
— Не знаю. Мы же всегда только этим маршрутом ходили. Щас карту посмотрю. Сымай рюкзак, отдохни пока.
Я тоже избавился от тяжелой ноши и вынул из-за пазухи карту. Маша пристроилась рядом и тоже углубилась в изучение.
— А вот здесь не пройдем?, — она ткнула в изображение брода в 3-х километрах к западу.
— Им уже не пользуются. Там заболотилось все — не обойти. Утонем... Смотри, лучше на восток двинуть. Видишь?
— Маслаевка, — прочитала жена название, — думаешь там кто-то живет?
— Даже если нет, там переночевать можно. В каком-нибудь доме заброшенном.
— Если их все не спалили или на дрова не разобрали.
— Но шанс есть, что люди остались. Значит, лодку можно будет раздобыть.
— Какую на хрен лодку! Мы 2 деревни прошли, ты там лодки видел? Бабки старые, да бухарики одни.
— Ты чего такая пессимистка? Все нормально будет! Лодки не будет — в доме переночуем. Дома не будет — палатку поставим! А с утра, отдохнувшие, до Уяровки дойдем. Там мост точно есть. Потом полями и к обеду уже на озере будем! Ты ж сама приключений хотела?
— Я хотела уже сегодня ночью в нашем озере искупаться. Голышом!, — она озорно ткнула меня в бок.
— Черт! Я пошел плот строить ради такого дела!
Маша засмеялась и чмокнула меня в щеку.
— Ладно, пошли в твою Маслаевку. До темноты надо успеть.
Мы вновь навьючили свою поклажу и двинулись вдоль реки на восток.
Деревню мы увидели издалека, когда поднялись на очередной пригорок. Несколько темных домиков выстроились в ряд на высоком берегу Грязнухи. К нашей радости, в одной из избушек горел свет, а из трубы вилась тонкая струйка дыма. Ускорив шаг, через 10 минут мы были в деревне.
Вблизи она выглядела не столь живописно. Дома были старыми, покосившимися и явно заброшенными. Кругом царило запустение и разруха. Единственное обитаемое жилище было на дальнем краю деревни. Подойдя к ограде, я громко крикнул:
— Хозя-аева-а! Есть кто живой?
Никто не отозвался. Прождав пару минут, Маша предположила:
— Старички может живут? Не слышат? Зайди, в окошко постучи...
Сняв рюкзак и оставив его у ограды, я открыл кривобокую калитку и вошел во двор. Подошел к освещенному окну и постучал. Дом, наконец, подал признаки жизни. Внутри что-то упало, а через несколько секунд занавеска отодвинулась и в окне появилось сморщенное старушачье лицо. Бабка выразительно уставилась на меня черными глубоко посаженными глазами из под густых седых бровей. Ее взгляд был не испуганным, не вопросительным. Он был оценивающим, и от этого взгляда по моему телу непроизвольно пробежали мурашки.
— Здравствуйте!, — громко, но миролюбиво произнесла Маша за моей спиной, — Мы — туристы. На Хрустальное шли, но там мост сгорел у Коровьей ямы. Вы...
Бабка не дослушала и скрылась из виду. Но через минуту скрипнула дверь на крыльце, и сгорбленная хозяйка вышла к нам во двор.
— Это гроза все, — прошамала она беззубым ртом, — шибко горело сильно. Отсюдова видать было.
— Мы так и поняли, — вступила в переговоры жена, — В обход пришлось идти. А Вы здесь одна живете? В деревне?
— Не одна-а, — бабка говорила забавно выделяя «а» и «о», — с котиком мы тута. Шастает где-то озорник! Не видали?
— Нет. А котика как зовут?
— Я баила — Котик.
— Котик «Котик», — хохотнул я, но старуха одарила меня таким пронзительным взглядом, что заставила осечься.
— И чаво вам тама, на Хрустальном?
— Туристы мы, — повторила жена, — 5-й год уже туда ходим с мужем. Каждое лето. Красиво там, природа, озеро...
— Да уж. Баско! Помоложе была, тоже бегали туда с девками... Но только мост там сгорел давеча. Молния. Шибко пылало!, — бабка начала повторяться.
— Бабуль, а лодки тут нет в деревне?, — прервал я
— Откель? Никифор вот жил, рыбалил, была у него лодка. Но помер лонись. Река стала потом, раздавило евоную долбушку. Нету лодки.
— Жаль. А в Уяровке мост стоит?
— Стоит, стоит, дитятки. Чаво с ним сдеится. Только далеча дотуда. Верст десять чай.
— Да мы знаем, — сказала Маша, — а переночевать тут где можно?
— Да где хотите. Избу любую выбирайте. Или истопка на угоре справная. Там можно. Только к себе я вас, милые, не пущщу. Уж не серчайте. Одни мы с Котиком живем. Одни.
— Нет, нет. Мы и не просимся, бабушка! Вот тут на другом краю хороший дом видели. Там можно?
— Это Никифора изба. Помер он. Дурное там место. Худое. Не надо там.
— Почему дурное?, — заинтересовался я
— Бесы там! Никифор их привечал. Оне ево и сгубили, окаянные.
Это было уже интересно. Мы с женой переглянулись, и по чертикам в ее глазах я понял, что ей тоже сразу захотелось остановиться именно там. Я даже представил себе, как она потом будет взахлеб рассказывать подружкам о ночевке в доме, полном нечистой силы.
— И что эти бесы там делают?
— Неживут. А чо им ешшо делать-то?
— В смысле «неживут»?
— Живут живые. А енто — нежить, неживет значицца! Не надо вам тудать.
— Да мы бы и не пошли, бабушка, — вступила Маша, — просто там единственный дом, где окна целы. Или еще есть?
— Несть. Были давеча тут тоже... туристы. Все стеклы побили, ироды. А Никифора дом не тронули. Бесы его боронят.
— А они какие? Бесы эти?
— Бесы — оне и есть бесы. Разные.
— Страшные?, — не унималась Маша.
— Для кого как, дочка. Кто духом силен, тех они сами пужаются. А кто слаб... Мужу твоему не страшны оне, вижу. А вот ты дочка — слаба духом, слаба... Крещеная?
— Да, а что?
— Не надо тебе туда. Не веруешь ты!
— Так я с мужем! Защитит защитник. Да и не боимся мы.
— Ну... Тады молись, молодка. Всю ночь молись. Авось минет.
— Что минет то?
— Утомилась я. Старая. Пойду я. Я свое сказала. Не шумите тока. И не берите оттудова ничего!
Она развернулась и, вздыхая и бормоча нечленораздельно, уковыляла в дом. Мы с Машей переглянулись и дружно рассмеялись.
— Ну что? Навестим бесов?, — весело спросил я
— Пошли конечно! Не на сквозняке же спать! Молитвы знаешь?
— Отче наш, иже еси на небеси... Нет! Дальше не помню. А вот еще: хлеб аз есмь. Аминь! Все!
— Зачет! Будешь меня охранять. Главное — про «хлеб аз есмь» не забудь!
Мы подхватили рюкзаки и в радостном возбуждении пошли к дому Никифора. Дом оказался в приличном состоянии. Окна, двери — целы. Все убранство на месте: посуда, ведра, нехитрая мебель. Разместились мы с комфортом. На кровати лечь побрезговали: вдруг именно на ней этот самый Никифор преставился. Вместо этого собрали все половики и разложили их посреди комнаты в несколько слоев. Получилось роскошное мягкое ложе. Маша даже нашла в комоде относительно чистые простыни. Придирчиво изучила их, но все же стелить не отважилась. Решили обойтись спальником. Перед сном перекусили чуть-чуть и, несмотря на ранний час, решили лечь спать.
Спал я плохо. Всю ночь меня тревожили какие-то скрипы и шорохи, которыми был наполнен старый дом. Умом я понимал, что скорее всего это просто звуки рассыхающейся древесины и мыши, но все равно было жутковато. Все-таки старая карга глубоко поселила во мне тревогу своими бесами. Зато Машка дрыхла безмятежно, словно доказывая, что бабка ошиблась. Это она сильна духом, а не я. Не помню, во сколько я отключился, но спал, казалось, всего минуту. Жена бесцеремонно растолкала меня.
— Вставай, лежебока! Уже 6 утра. Идти пора.
Вылазить из уютного спальника сперва не хотелось, но тут мне в нос ударил божественный аромат свежесваренного кофе.
— Кофе? Откуда?, — встрепенулся я
— Буржуйку во дворе нашла. Сама затопила!, — гордо ответила Маша, — Посуда есть, вода — в колодце. Вку-усная! Держи!
Она протянула мне кружку с дымящимся напитком. Сон сразу, как рукой сняло.
— Смотри, чего я тут нашла!, — она показала мне красивый тяжелый деревянный резной гребень, украшенный поблекшими бусинами и массивными бронзовыми накладками, — Винтаж! Правда здорово?
— Клевый... А ты не забыла, что старуха запретила тут что-то брать?
— Да брось! Ты ж не всерьез? Кому он тут нужен?
— Ну смотри, — и я тут же выкинул этот гребень из головы.
* * *
Солнце палило нещадно, вызывая непреодолимое желание сбросить с себя все и улечься где-нибудь в тени на траву. Еще хуже было то, что дороги под ногами не было. Приходилось идти по заросшим травой полям и преодолевать бесконечные холмы и пригорки. Но близость цели все же гнала нас вперед. И вдруг, после очередного перелеска, как луч света в темном царстве, прямо по курсу, мы увидели озеро, ослепительно сверкавшее на солнце водной гладью.
— А-а-а-а!!!, — восторженно закричала Маша и ускорила шаг (откуда только силы взялись?), — Мы дошли-и-и!!!
Я едва поспевал за ней. Последние 500 метров показались мучительно долгими, хотя под конец мы почти бежали. Оказавшись на нашей полянке, мы первым делом сбросили обрыдшие рюкзаки. Я без сил повалился на мягкую траву, а Маша принялась лихорадочно сбрасывать с себя одежду. Трусики она стягивала уже на ходу, чуть не упав. Отшвырнув их в сторону, жена с гиканьем со всех ног бросилась в прозрачную воду, подняв тучу брызг. Уйдя под воду с головой, она вынырнула метрах в 15 от берега. Повернулась ко мне и, размахивая руками, восторженно заорала:
— Же-енька-а-а!!! Я в раю-у-у! Вода — супер! Иди ко мне-е!!!
Не дожидаясь ответа, она начала резвиться, как маленькая девочка. Я с удовольствием смотрел на нее, отдавшись накатившей на меня истомой долгожданного отдыха.
— Давай сюда-а-а!!!
Медленно поднявшись, я тоже разделся догола и направился к водоему. Все быстрее, быстрее, быстрее. Уже у самой кромки воды, я с воинственным воплем ворвался в царство блаженной прохлады. (Специально для. оrg — BestWeapon.ru) Нырнул, наслаждаясь тем, как вода обволакивает мое нагое тело. Я плыл по направлению к Маше с открытыми глазами и, увидев 2 стройные ножки и белоснежную попку, вынырнул, оказавшись с женой лицом к лицу. Она тут же обвила мою шею руками и поцеловала в губы. Потом откинула голову. Я и через 6 лет брака не устал восторгаться ее красотой, а сейчас моя любимая была еще привлекательней. Видимо она прочла в моих глазах то восхищение, с которым я смотрел на нее, на ее ротик, на ее курносый носик, веселые глаза, на ее темные волосы, облепившие мокрое смеющееся лицо, на ее высокую грудь и задорно торчащие сосочки. Маша вновь обняла меня и прошептала прямо в ухо:
— Хочу тебя прямо сейчас!
Я подхватил ее легкое тело на руки и понес на берег. Кровь стремительно приливала к моему члену, несмотря на прохладную воду. На берегу Маша вырвалась и соскочила на землю. Из бокового кармана своего рюкзака она вытащила плед, расстелила его на траве и села посередине. Сексуально и соблазнительно изогнувшись, откинула назад волосы и поманила меня изящным пальчиком. Прелюдия была недолгой. Наше возбуждение и взаимное влечение было так велико, что мы в ней не нуждались. После недолгих ласк, Маша повалила меня на спину, перебросила ногу и оседлала. Войти слегка замерзшим после купания членом в ее пышущее жаром лоно было особенно приятно. Маруся начала плавно двигаться вверх-вниз, одновременно описывая своими бедрами восьмерку. Я обожал, когда она так делала. Но внезапно жена остановилась и слезла с меня.
— Волосы мешают. Я сейчас, — сказала она, убрав с лица налипшие пряди.
Порывшись в рюкзаке, она нашла там маслаевский гребень и скрепила им волосы.
— Заждался?
Она вернулась в прежнее положение сверху, чмокнула меня в губы и продолжила прерванное занятие. Ее дыхание становилось все сильнее, а движения — быстрее и энергичнее. Но едва я ощутил первые признаки приближения оргазма, как Маша вновь остановилась.
— Хочу, чтобы ты взял меня в попу!
Это было неожиданно. За все время, что мы были вместе, у нас ни разу не было анального секса. Мы, конечно, предпринимали несколько попыток. И не то, что Маша был против: просто я видел, что это не доставляет ей удовольствия, а причиняет лишь боль. Жена начала вставать, а я попытался удержать ее.
— Нет, Маш, давай потом. Продолжай!
— Я хочу в попу. И не потом, а сейчас! Где у нас вазелин?
Вазелин мы всегда брали с собой, но совсем с другими целями. Это было лучшее средство для защиты нежных Машиных рук, когда приходится мыть посуду в холодной воде.
— У меня... В переднем кармане.
Она вернулась с тюбиком и встала передо мной на четвереньки, эротично приподняв попку.
— Нравится моя попка?, — томным голосом спросила жена, — Неужели ты не хочешь воткнуть в нее свой огромный красивый член?
— Да. Но тебе же опять будет больно.
— А я хочу, чтобы ты сделал мне больно! Хочу, чтобы ты растянул там все своим толстым хуем.
Это было уже второе откровение. Раньше я никогда не слышал от моей любимой ни единого грубого слова, даже в порывах самой безбашенной страсти.
Маша изогнулась назад и выдавила между ягодиц небольшую колбаску вазелина, отбросила тюбик и принялась размазывать смазку пальчиком, иногда погружая его в свою попку почти наполовину.
— Я готова, — она оперлась на локти, приняв устойчивую позу, — ну чего же ждешь? Неужели ты не хочешь выебать свою развратную женушку в задницу?!
Ее призывная поза и те слова, которыми она выражала свое желание, напрочь лишили меня рассудка и заставили отбросить все сомнения. Я встал на колени позади жены и приставил член к блестящему от мази колечку ануса. Едва я сумел ввести головку внутрь наполовину, как Маша сама с силой подалась тазом мне навстречу, буквально нанизавшись на меня.
— А-а-а-о-о-о-о!!! Да-а-а-а!! Теперь трахай меня! Еби меня в жопу! Дааааа!
Маша была охвачена похотью. Она не дала мне даже шанса взять ситуацию под свой контроль. Она сама начала активно двигать тазом вперед и назад, оглашая пляж громкими криками. По сути, это не я трахал ее, а она трахала своей попкой мой член! Каким-то неведомым чутьем она уловила, что я вот-вот кончу.
— Да! Кончай в меня! Затопи мою попку!! Да! Дааа!
Жена еще сильнее взвинтила темп, и я понял, что сдерживаться больше не могу. С силой ухватившись руками за ее бедра, я притянул Машу к себе, войдя в нее до упора, и начал извергаться в тугое нутро. И как только это произошло, Маруся вдруг обмякла и буквально вытекла из моего захвата. Она повалилась вперед и осталась лежать на животе, изредка подрагивая. Мой член продолжал выбрасывать сперму порциями, и она падала на бедра и ягодицы жены, которая, казалось ни на что не реагировала. Хоть мне и было невероятно хорошо, я забеспокоился.
— Милая, с тобой все в порядке?
Она не ответила. Я наклонился и тронул ее за плечо.
— Маш, ты чего?
Жена вдруг встрепенулась, перевернулась на бок и одарила меня счастливой улыбкой.
— Ты дашь спокойно кайф словить?! Дурак! Отходняк у меня.
— Так ты... Ты кончила?!
— А ты и не понял? 2 раза! Еще до тебя!
— Ну ты даешь! Я думал, от этого не кончают.
— А я кончила!
— Что это на тебя нашло?
— Не знаю. Захотелось вдруг. Ладно! Давай обустраиваться!
Она встала и принялась распаковывать поклажу.
— Ты не оденешься?
— А зачем? Здесь нет никого. Ты тоже так ходи.
— Ага, походишь! Комары вечером сожрут!
— Вот вечером и оденемся. А щас так! Удобно, лишний раз раздеваться не придется. Вдруг мы еще раз захотим?
И мы захотели. Вернее не мы, а Маша. Едва я закончил возиться с палаткой, как жена потащила меня внутрь, мотивируя это тем, что «в палатке мы еще не трахались сегодня». Позже, по аналогичной причине, мы занимались любовью сначала в воде, а потом у ближайшей березки. Там мы делали это стоя. Маруся опиралась о ствол, а я трахал ее в киску сзади. При этом она требовала, чтобы я не думал о ней, а просто сам получал удовольствие. Но и в этот раз Маша как-то догадалась, что я вот-вот кончу. Она проворно развернулась и села передо мной на корточки, желая, чтобы я кончил ей в рот. В четвертый раз спермы было совсем мало, и жена, похоже, решила не упустить ни капли. Она заглотила мой член почти полностью и тщательно высасывала из него все, что там было. Мои руки лежали на ее голове, и гребень под ними почему-то мешал мне. Но стоило мне попытаться снять его, как я встретил решительный отпор.
— Нет! Оставь! Он мне идет!, — чуть не закричала Маруся, на миг оторвавшись от своего занятия.
— Ну идет, так идет. Ничего против не имею. Зачем орать-то?, — недоуменно ответил я.
* * *
5 дней мы прожили у озера в полной гармонии с природой. Погода не подвела ни разу. Утром мы ловили рыбу, днем — загорали и купались, по вечерам болтали обо всем и ни о чем. Еще мы ели и спали, но все эти нехитрые занятия были лишь фоном к нашему основному занятию. Мы занимались сексом. Так, как никогда раньше. Инициатором всегда была Маша. Она была просто неугомонна: ей хотелось секса постоянно! Иногда у меня просто не оставалось сил, чтобы удовлетворить ее похоть. Тогда она удовлетворяла себя сама. Сначала — руками, а потом горлышком найденной на берегу и тщательно отмытой бутылки. Причем, каждый раз она требовала, чтобы я смотрел на нее. Еще я отметил ее не совсем здоровую тягу к моей сперме. Даже если мы занимались любовью в традиционной позе, она хотела, чтобы я кончал непременно ей в ротик. В последний вечер я заметил еще одну странность. Непрерывно воюя с одолевавшими меня комарами, я обратил внимание, что на Машу эти твари не садятся! Даже не подлетают к ней! Она отшутилась тогда, мол «она им нравится, и они не хотят портить ее красивую кожу».
В последнюю ночь я долго не мог уснуть. Сопоставляя все необычности в поведении своей жены, я не мог отделать от мысли, что маслаевская старуха знала, что говорила. Но догадка была слишком невероятной, чтобы быть правдой. Решив все же проверить ее, я протянул руку и погладил мою Машеньку по голове. Гребень был на месте. Со всей осторожностью я извлек его из волос, подумал и спрятал во внутренний палаточный карман для мелочевки. Маруся не проснулась, а только тяжко и протяжно вздохнула, после чего вновь забылась безмятежным сном.
Утром мы сразу занялись сборами. Нужно было успеть на 5-ти часовую электричку, до которой в обход через Уяровский мост нужно было протопать почти 30 километров. Основное было уложено еще с вечера. Я первым делом занялся палаткой, упаковав ее в мешок вместе с подозрительным гребнем. Маша в это время разогревала на огне последний завтрак.
Пропажу она заметила только тогда, когда решила привести перед дорогой волосы в порядок. Отсутствие гребня вызвало у нее непредсказуемую реакцию. Она начала беситься, орать на меня и требовать, чтобы мы немедленно начали поиски. Я решил не сознаваться в своей причастности к этому делу. За что и поплатился. Мне пришлось снова раздеться и лезть в воду на предмет обследования дна. Я усиленно имитировал поиски, пока Маша ползала на карачках по нашей поляне. На бесплодные поиски ушло полтора часа. Дальше тянуть было нельзя, иначе нам пришлось бы ночевать на станции. Приведя себя в порядок, мы навьючились и отправились в путь.
Идти пришлось быстро. Но это была не главная неприятность. Всю дорогу до Уяровки Маша вслух размышляла, где она могла потерять свою находку и пилила меня, что это я плохо искал. Через пару часов она совсем заговорилась, кидая мне различные обвинения и сама же от моего имени на них отвечая. В итоге она на меня обиделась, замкнулась и оставшуюся часть пути мы шли молча. Все эти события только утвердили меня в мысли, что с гребнем явно что-то не так, и что от него нужно будет избавиться сразу, как только мы вернемся.
Дома мы были глубоким вечером. Но сил хватило только на то, чтобы, бросив вещи в коридоре, принять душ и свалиться в постель. То, что я не выбросил гребень вечером, стало роковой ошибкой. Утром меня разбудили радостные возгласы жены: «Нашла-а! Нашла-нашла!! Нашла-нашла!!!». Она подлетела к постели и начала трясти меня.
— Он в палатке был! Представляешь? В боковом кармане. Я его, наверное, сама туда положила! А сегодня пошла палатку развешивать просушиться, а он там! Вставай!
— Ну нашла и нашла. Чего будить-то? Я выспаться хотел. На работу же завтра, — недовольно проворчал я, пытаясь закутаться в одеяло.
Но Машка не позволила. Она сдернула одеяло и принялась меня тормошить.
— Ну чего ты спи-ишь? Обиделся? Ну прости-прости-прости-прости, зайка. Я сама виновата! Ну что сделать, чтобы ты не дулся?, — тараторила Маруся, — Придумала!!!
Перевернув меня на спину, она стянула с меня трусы, и в следующую секунду я ощутил, как мой вялый еще член оказался у нее во рту. Он начал быстро увеличиваться в размерах, чем вызвал у жены бурю восторга. Она оторвалась и принялась покрывать мое тело быстрыми поцелуями, приговаривая:
— Простил, зайка! Люблю тебя! Люблю-люблю-люблю! Все, что хочешь для тебя сделаю! Хочешь меня в попку?
Я молчал.
— А в писечку? Хочешь в писечку? А в ротик? Хочешь сначала в ротик меня трахнуть, а потом на лицо мне спустить? Хочешь?
— Маш, не надо... Не в настроении я!
Но она не слушала, а просто вновь переместилась мне в ноги и начала неистово сосать. Делала она это так страстно, с таким воодушевлением, что я не мог сопротивляться своему мужскому естеству. И я позорно сдался, отдавшись охватившему меня наслаждению. Вскоре я кончил, и Маша, как и в походе, приняла в себя все, что во мне было. Но сейчас она не проглотила сразу. Вместо этого жена решила поиграть. Она сексуально приоткрыла ротик, и вытолкнула сперму язычком наружу. Та начала стекать по подбородку, повисая на нем сосульками, а потом капая на мой живот. Потом жена стала собирать ее отовсюду своими пальчиками и вновь отправлять в рот, а затем вновь выталкивать наружу. Ее лицо было искажено похотью. Она облизывала губы, далеко высовывая язык, пускала изо рта пузыри из спермы, размазывала ее по своему лицу. Мне, вдруг, она стала противна. Хотя не о таком ли я мечтал, глядя иногда порнушку? Тем не менее, я выбрался из-под нее и скрылся в душе. Проторчав там полчаса, я вышел в надежде, что Маша, наконец, успокоится. Но не тут то было. Вернувшись в спальню, я застал ее в самой развратной позе: стоя раком на широко раздвинутых коленях. Опиралась она на плечи, а обе руки ее были заведены за спину. При этом она громко стонала и трахала себя двумя огурцами в киску и в попу одновременно. Я взорвался:
— Маш, блин! Да что с тобой происходит?! Ты посмотри на себя со стороны!! Это все твой гребень долбанный! Он сводит тебя с ума! Возьми себя в руки! Дай, я выброшу его!!!
Она замерла и открыла глаза.
— Какой гребень?
— Да вот этот!, — я подскочил к ней и запустил ладонь в ее волосы.
Гребня там не было! Но мой порыв не остыл. Я буквально вырвал огурцы из ее дырочек, подхватил Машу за подмышки, поднял и силой встряхнул. Потом поставил перед собой и отвесил несильную пощечину.
— Встряхнись! Ты чо творишь?!
Вновь бросил жену на кровать. Она села, обхватив колени, и уронила на них голову. Всхлипнула, подняла ее и посмотрела на меня взглядом затравленного зверька.
— Жень, я не понимаю, что со мной происходит. Умом сознаю, но сделать ничего с собой не могу. Это сильнее меня.
— Это все гребень! Это он с тобой такие вещи делает. Помнишь, бабка про бесов нас предупреждала?
— Но это же бред! Такого просто быть не может!
— Я тоже так думал. Но все сходится. Бес там, или не бес — не знаю. Но что-то в нем есть паранормальное, и это «что-то» так на тебя действует. Где он, кстати?
— Кто?
— Гребень!
— Н-не знаю... Я надела его, а потом... Очнулась только, когда ты меня встряхнул.
Мы перерыли всю квартиру, но так ничего и не нашли. Я мог только предположить, что Маша сама выбросила его в окно, будучи невменяемой. Мы даже вышли на улицу и тщательно обследовали газон под нашими окнами. Дьявольской вещицы нигде не было...
* * *
Всю последующую неделю Маше удавалось держать себя в руках. Я видел, как ей тяжело справляться со своими развратными желаниями и помогал, как мог. Особенно тяжелыми выдались первые 3 дня. Днем Маша изматывала себя работой, и по вечерам сил у нее почти не оставалось. Но все равно она неоднократно пыталась добраться до моего члена. В таких случаях помогал или резкий окрик, или холодный душ, а порой и пара пощечин. Я много времени провел в инете, и к пятнице стал специалистом по бесам. Мы перепробовали несколько рецептов избавления от этого сексуального наваждения, но безо всякого успеха. К субботе жена почти оправилась. Темные круги под ее глазами почти исчезли и Машуня даже начала шутить. Поэтому я оставил свои поиски, решив, что проблема сама собой решилась. По этому поводу решено было устроить торжественный ужин в виде мясного пира. Почти без опаски, я с утра отпустил жену на рынок. Через 2 часа ее отсутствия, я забеспокоился. Телефон жены не отвечал. Она не появилась ни через 3, ни через 5 часов. Заподозрив неладное, я уже хотел было обзванивать больницы, как вдруг услышал звук открываемой двери и, последовавший за ним звук падения тела на пол...
Устремившись в коридор, я увидел свою Машу. Внутри сразу все сжалось и похолодело. Она лежала, свернувшись калачиком. На ее джинсах темнело большое мокрое пятно, словно она описалась. Рядом валялся пакет с мясом. Как только я склонился над недвижимым телом жены, мне в нос ударил густой мускусный запах. То, что это был запах спермы — сомнений не было. Я начал трясти любимую, пытаясь привести ее в чувство, но она только мычала. Наконец, через 3 минуты интенсивной терапии, она выдавила из себя просьбу отнести ее в ванную.
Первым делом я пустил воду. Затем вернулся к жене и суетливо раздел ее догола. Вся ее задница, бедра и даже спина были вымазаны мерзкой липкой субстанцией. Местами она уже подсохла, стянув кожу. Заподозрив худшее, я брезгливо взялся за ягодицы и раздвинул их. Представшее мне зрелище было отталкивающе отвратительным. Анус жены представлял из себя нечто распухшее, красное и вывернутое. Я неловко обхватил Марусю за талию и приподнял, пытаясь поставить на ноги. Мне это не удалось. Тогда я просто взял жену на руки и понес в ванну. Я мыл ее со всей возможной тщательностью. Намыливал, обмывал, потом снова намыливал. Маша была, как тряпичная кукла, и позволяла делать с ней все, что угодно. Я все время говорил с ней, но она по прежнему молчала. Закончив помывку, я отнес жену в постель, бережно уложил и укрыл одеялом. Сел рядом и молча стал гладить по голове. Где-то через 30 минут она заговорила сама. Ее рассказ потряс меня до глубины души.
— Жень, ты, наверное, никогда не простишь меня, когда все узнаешь... Но я должна это рассказать.
Она взяла долгую паузу, чтобы собраться с духом и продолжила короткими фразами:
— Я пришла на рынок. Все нормально было. Выбрала мясо. Хорошее. Продавец был мужчина. С юга. 800 рублей попросил за все. Я говорю: «Давай 700». Он, мол, такой красавице и рад бы отдать дешевле, но не может. Тут меня у меня словно что-то щелкнуло в голове. Говорю: «Красавице?! Это ты меня еще без одежды не видел! А увидел бы — даром отдал бы свое мясо!». Он сначала подумал, что разыгрывают его. А я выгибаться перед ним стала. Как шлюха. Он меня в подсобку пригласил. Пошла. Понимаю, что нельзя, но ничего не могу сделать. Потекла вся. Он дверь прикрыл за нами, и я сама на его член набросилась. Когда он у меня во рту оказался — мне напрочь голову снесло. Последний разум потеряла. Трахнул он меня прямо там. Раком. У стола какого-то грязного. Кончить не успел, как второй заходит. Такой же. Первый в меня кончил, второй сразу начал. Но уже в задницу. А первый других позвал. Я почти ничего не помню. Их было человек 20. Может 30. Я не знаю. И все брали меня во все дырки, и кончали в меня. И я вместе с ними. Мне кажется, это бесконечно продолжалось. Когда кончил последний, я начала требовать, чтобы еще других привели. Бесилась, как дикая. Они даже испугались. Одели меня, мясо дали и на улицу выкинули. И все. Я отключилась. Не знаю, как до машины дошла. Как до дома доехала. Темнота и пустота.
Я слушал ее, не перебивая, и к концу рассказа уже точно решил, что делать. Молча собрал кое-какие Машины вещи, кинул ей на кровать и коротко приказал одеваться. Она не задавала вопросов. Оделась и села на край матраса. Я видел, что каждое движение причиняло ей невыносимую боль. Но Маша терпела. Идти она не смогла. Пришлось нести ее до машины. Там я бережно уложил жену на заднее сиденье. Она легла на бок и мгновенно уснула...
* * *
Пока я доехал до Маслаевки, я раз 20 похвалил себя, что в свое время купил внедорожник. Дорога местами просто отсутствовала. Пару раз даже пришлось преодолевать вброд небольшие ручьи. Наконец, впереди показалась деревня. Уже подъезжая к единственному обитаемому дому, я заметил старуху, сидящую на завалинке опираясь о сучковатую палку. Она поднялась мне навстречу, едва я открыл дверь.
— Заждалася тебя, милай! Ведала, что воротишься...
— Здравствуйте, бабушка. У меня...
— Ведаю и зачем воротился, — перебила она своим скрипучим голосом, — Ослушались меня?
— Ослушались... Извини. Но кто мог подумать?! А теперь, — я махнул рукой в сторону машины, — С Машей фигня какая-то тво...
— Бес в ней!
— Но как?! Гребня же нет! Мы гребень один в доме Никифора взяли.
— Не гребень то! То — бес и был! Поначалу гребнем прикидывался, ирод, а опосля в супружницу твою-то и поселился!
— Бабуль, все, что хочешь проси! Дом справить, деньгами помочь, крышу там починить... Что угодно! Деньги любые! Помоги только!!
— Не деньгами ты беду накликал, не деньгами и искупишь! Помогу тебе, если ты мне поможешь.
— Что нужно?
— Соньм у меня днесь. Провожатым моим будешь.
— Соньм?
— На день рождения сегодня пойдем баю!
— Какой еще день рожде...
— Молчи! Супружнице своей хочешь помочь?
— Да.
— Тогда пойдешь! А ее здесь оставишь! В моей избе ей ничего не претит! Угрожает то есть. Почивать будет, аки младенец. Неси ее в дом!
Снедаемый недоверием, я все же послушался. Отнес жену в избу и уложил на указанную старухой широкую лавку, бережно укрыв лоскутным одеялом. Маша даже не проснулась. Я огляделся. Убранство в бабкином доме было необычным. Половину единственной комнаты занимала большая русская печь. На поду стоял небольшой до блеска начищенный медный котел, который разительно выделялся своей чистотой на фоне всего остального. Почти все оставшееся пространство занимали какие-то сундуки, сундучки, банки и горшки. Поперек комнаты было натянуто несколько веревок, на ко
торых сушились всякие травки, корешки и прочая совершенно непонятная хрень. Из мебели был только покосившийся стол, стул, бабкина железная кровать, лавка, на которую уложили Машу, да старый резной закоптившийся буфет, поражавший обилием разномастных ящичков.
— Бабуль, ты не ведьма часом?, — улыбнувшись спросил я, оборачиваясь.
Но улыбка тотчас сползла с моего лица, а челюсть отвисла. Бабка стояла у самой двери, но с ней происходило что-то совершенно невероятное. Все выглядело, как спецэффект в американском блокбастере, с той лишь разницей, что это происходило в реале! Старуха сначала увеличилась в росте. Потом ее спина распрямилась, добавив к росту еще 15—20 сантиметров, а горб медленно исчез. Седые волосы прямо на глазах становились длиннее и гуще, меняясь в цвете с седого на черный. Кожа на лице и руках начала разглаживаться, морщины одна за другой исчезали. И вот уже передо мной стояла не 80-ти летняя карга, а стройная моложавая прекрасная брюнетка лет 30—35. Видя мое шоковое состояние, она улыбнулась, обнажив великолепные белоснежные зубы.
— Пожалуй, что ведьма, — ответила она низким бархатистым голосом, — хотя все немного сложнее. Но тебе этого знать не обязательно. Имя только свое скажу — Гонтия.
Я отметил, что характерный говор у нее совершенно исчез.
— Нравлюсь тебе такая?
— Д-да... Оч-чень.
— Сегодня ночью будет проходить очень важный обряд. Я обязательно должна там быть. А ты будешь сопровождать меня. Но это еще не все. Для тебя в обряде уготована одна... особенная роль. Не бойся. Ничего страшного с тобой не случится. Скорее всего, тебе даже понравится. А потом, когда мы вернемся, я расскажу тебе, как изгнать беса из твоей жены. Согласен?
— У меня есть выбор?
— Решаешь ты!
— Конечно согласен! А... Маша? С ней точно все будет в порядке? Мы надолго?
— С ней все будет в порядке. Котик за ней присмотрит. Вернемся мы к утру. А прямо сейчас нам пора. Дай мне свою руку.
Едва я коснулся ее белой холодной кожи, как в моих глазах потемнело, а земля ушла из-под ног. Я не видел ничего. Я кричал, но не слышал своего крика. Было ощущение, что я стремительно лечу куда-то вниз, но воздух вокруг казался недвижим. А потом я потерял сознание.
* * *
Очнувшись, я обнаружил себя сидящим голышом на мягком травяном ковре. Подняв глаза, я увидел Гонтию. Она также была абсолютно голая. Лишь в ее волосах блестела разноцветными камнями роскошная тиара из белого металла. Лобок был скрыт густыми черными зарослями, никогда не знавшими, похоже, эпиляции. В руке ее был вроде тот же сучковатый посох, только увенчанный круглым набалдашником, который светился белым матовым светом.
— Г-где я? Где моя одежда?, — спросил я пересохшим голосом, в то время, как мой взгляд сам по себе уперся в роскошный бюст ведьмы.
— Она тебе не нужна.
Я огляделся. Огромная и ровная, как стол, поляна была ярко освещена светом полной луны. В центре поляны я заметил нагромождение валунов, образующее что-то вроде алтаря. Пространство вокруг него было заполнено обнаженными девушками: блондинками, брюнетками и рыжими. Черноволосых, таких как Гонтия, было меньшинство. Причем все черноволосые были с посохами. Для себя я решил, что это какая-то привилегированная каста. Ведьма подняла свободную руку и издала громкий гортанный звук. Тотчас от толпы отделились 2 девушки и быстро направились к нам.
— Я оставляю тебя. Эти девушки позаботятся о тебе и подготовят к обряду.
Ведьмочки были похожи друг на друга, как близнецы. Их стройные фигурки завораживали своим совершенством. Модельное личико, высокая грудь, стройные ножки, плоский животик и высокая грудь. Длинные прямые платинового цвета волосы спадали на плечи. Внизу, в отличие от Гонтии, у них не было ни волоска. Подойдя вплотную к вызвавшей их ведьме, они почтительно склонили головы. Моя знакомая не удостоила их ответным приветствием, а высокомерно обратилась к ним на незнакомом грубом языке. После этого она развернулась и величаво удалилась по направлению к алтарю. Девчонки тотчас оживились и ослепительно мне улыбнулись.
— Привет!, — весело сказала левая, — Я — Ирис, а это Уна. Пойдем с нами!
Они бойко схватили меня под руки и со смехом увлекли к краю поляны, поросшему цветущими кустами. Под одним из них они усадили меня на подушку из мха, а сами уселись по бокам.
— Погодите, что за обряд?
— У одной нашей подруги сегодня совершеннолетие — 666 лет. Тебе выпала великая честь! Ты должен лишить ее невинности и пролить ее кровь на алтарь.
— 666? А вам тогда сколько?
— Девушек неприлично спрашивать о возрасте, но тебе скажу. Нам чуть за 800. Мы сестры. Близнецы. Между прочим, это редкость у нас!
— А что за подготовка?
— Не парься. Ничего страшного! Лучше скажи, какими ты хочешь, чтобы мы были?
— В смысле?
Девчонки захохотали и тут же стали меняться. Их метаморфозы походили на те, свидетелем которых я был недавно в избе Гонтии, но происходили гораздо быстрее. Одна из них стала Верой Брежневой, а другая — Анджелиной Джоли. При этом обе прижались ко мне и начали ласкать в четыре руки.
— Не-а! Не нравится мне ее родинка!, — хихикнула Ирис, сидящая справа и превратилась из Брежневой в Линдсей Лохан.
— Фу-у! Она же конопатая!, — поддела подругу Уна «Джоли».
Лохан тотчас стала Моникой Белуччи и уколола Уну в ответ:
— А твоими губами только силиконовую фабрику рекламировать!
— Они натуральные!!!
— Это ты журналистам рассказывай!
— А вот так?, — Джоли трансформировалась в Милу Йовович.
Они дурачились, но не прекращали своих ласк. Пальчики Милы завладели моим отвердевшим членом и принялись нежно поглаживать его. Моника же принялась теребить яички, не забыв, впрочем, вновь подначить Уну.
— Кожа да кости! Смотреть противно! И хватит уже силы на эту ерунду тратить. Пусть Женька сам скажет, кем нам быть.
«Мила» повернула к себе мою голову и долго нежно поцеловала. От ее волшебного поцелуя из головы сразу исчезли тревога и страх. На душе стало хорошо и спокойно. Уна оторвалась и спросила чувственным голосом.
— Так кем ты хочешь, чтобы мы стали?
Ирис воспользовалась тем, что ее подружка отвлеклась, наклонилась и взяла мой член в рот. Черт! Мне сосала Моника Белуччи!!! Да как сосала! Она принимала меня на всю длину и делала своим ротиком такое, что не поддается никакому описанию. Тем не менее, я смог ответить Уне.
— Мне Энди Макдауэлл нравится... Только помоложе. Можно? А Моника пусть остается.
Прямые волосы Милы Йововович тотчас стали завиваться, а ее лицо и фигура быстро преображаться.
— А вот и я!
Мои руки непроизвольно потянулись к ее груди, а губы — к ее губам. Но она увернулась и тоже склонилась к моему члену. Теперь они ласкали его вдвоем, облизывали и попеременно брали в рот. Волны наслаждения накатывали на меня одна за другой. Неудивительно, что вскоре я почувствовал приближение оргазма.
— Я щас кончу!
— Ой!, — подняла голову «Моника», — Совсем забыли! Нельзя, чтобы ты кончал сейчас. Просто твой дружок такой классный! Не хочется отрываться.
Она произнесла какое-то заклятие и легонько коснулась пальцем моего лба. Член пронзила острая, но очень короткая боль. Словно его укололи иголкой. Но неприятные ощущения сразу прошли и сменились упоительным чувством собственного сексуального могущества. Сестренки тут же повалили меня на спину. Моника оседлала мой ствол сверху, а Энди села на мое лицо. Ее киска была восхитительной: нежно-розовая плоть за ровной щелочкой благоухала пряным ароматом и так и звала погрузить в нее свой язык. Чем я тотчас и занялся. Я с удовольствием вылизывал киску Уны, в то время, как Ирис плавно двигалась на моем члене, описывая бедрами сложные фигуры. Но эта плавность была внешней. Что она творила своими внутренними мышцами в это время!!! То, что я испытывал — невозможно описать. Это был один не прекращающийся оргазм, растянутый во времени. Потом сестренки поменялись местами. Киска Ирис-Моники была не менее приятной на вкус, а Уна демонстрировала умение работать мышцами своей вагины ничуть не хуже сестры.
— Давайте сменим позу, — предложил я через какое-то время.
Энди легла на спину, а другая ведьмочка стала ее вылизывать. Я расположился позади этого дуэта.
— Можно тебя в попу?
— Конечно!, — ответила Ириска.
Еще раз смочив итак скользкий член в ее киске, я очень легко вошел в другую дырочку девушки. Это сперва даже разочаровало меня, но тут Ирис что-то сделала с собой, и мой инструмент оказался до боли сдавлен стенками ее попки.
— Эй. Не так сильно!
Давление сразу чуть ослабло, сделав процесс максимально приятным. С наслаждением трахая ее тугое очко, я забыл обо всем на свете. О нереальности происходящего, о жене, о предстоящем ритуале... Ведь я имел в задницу саму Монику Белуччи, которая в это самое время делала куни обнаженной Энди МакДауэлл! И это было более, чем реально!
К огромному моему сожалению, этот праздник жизни продолжался недолго. Над поляной внезапно раздался громкий низкий женский голос, пропевший какое-то длинное и непонятное слово без согласных звуков. Шум и гам на поляне немедленно прекратился, ветер стих, и даже птицы оборвали свое щебетание. Повисла давящая тишина. Я поднял голову и увидел, что все присутствующие ведьмы медленно стекаются к центру поляну, образуя окружность. Между ними и алтарем другие ведьмы, которые все были в длинных балахонах и с посохами, выстраивались во внутренний круг. Среди них я заметил и Гонтию. Она, похоже, была главной, так как палка у нее была самая длинная, тиара — самая большая, а одеяние было черным, а не красным, как у остальных. Мои девушки непостижимым образом выскользнули из-под меня и оказались по бокам, подхватив меня под ручки. Обе приняли свое первоначальное обличье.
— Что происходит?
— Тебе пора. Ритуал начинается. Пойдем ближе.
Когда мы подошли к внешнему кругу, Гонтия изрекла очередное гортанное заклинание, а с набалдашника ее посоха устремилось вверх голубое сияние. Оно растеклось по сторонам, окружив всех мерцающим и переливающимся куполом. Тотчас все женщины, кроме обладательниц мантий, опустились ниц, вытянув в направлении алтаря свои руки, чуть изогнув спины и соблазнительно приподняв свои голые попки. Но одна осталась стоять. На вид ей было лет 60, и вид ее полного, морщинистого и неухоженного обнаженного тела заставил меня поморщиться.
— Цирцея. Это у нее сегодня посвящение, — успела шепнуть мне одна из близняшек, прежде чем девушки оставили меня, подошли к жертве, за руки подвели ее к алтарю и уложили на спину.
— Прими свое истинное обличье, сестра!, — громко приказала Гонтия.
Я уже привык к метаморфозам и предвкушал, как Цирцея сейчас превратится в прекрасную молодую девушку, но действительность сильно разошлась с моими ожиданиями. Когда я оказался у алтаря, передо мной лежала совсем почти девочка, едва оформившаяся, с угловатой несуразной фигуркой и маленькими остроконечными грудками. На ее по-детски припухлых половых губках только начала пробиваться жидкая растительность. И только ее глаза, мудрые, бездонные, выдавали истинный возраст ведьмы. Во мне начали бороться противоречивые чувства. Но мой член, следуя самым низменным порывам души, начал предательски быстро подниматься.
— Но она же еще ребенок!, — с сомнением обратился я к Гонии.
— Она была ребенком в 14-м веке. Что тебя смущает?
— Но... я же ей там порву все.
— Она будет рада принять боль. Чем больше боль — тем больше будет ее сила.
Цирция согнула в коленях широко раздвинутые ноги и выжидательно посмотрела на меня. Я внутренне содрогнулся от ее тяжелого взгляда. Кто-то легко подтолкнул меня к ней. Подойдя вплотную, я ухватился за костлявые коленки ведьмы и приставил свой толстенный по отношению к вагине Цирции инструмент к ее чуть раскрытой раковине. Я подался тазом вперед. Головка, с трудом раздвигая плоть, оказалась внутри, но дальше она не шла, натолкнувшись на естественное препятствие. «Девочка» вскрикнула, но и я испытал довольно сильную боль.
— У нее там совсем сухо, — обратился я к Гонтии, но никакого сочувствия или предложения в ответ не услышал.
— Но я не могу так! Пусть уже лучше она будет такой, как до превраще...
Внезапно неведомая непреодолимая сила толкнула меня вперед, преграда разрушилась, и я вошел в Цирцию на почти на всю глубину. Раздался душераздирающий вопль ведьмы, но он тут же потонул в восторженных криках собравшихся на поляне ведьм. Шум не утихал, так как крики радости быстро сменились самыми разнообразными высказываниями в мой адрес.
— Да-а! Еби ее! Трахай ее хорошенько!! Разорви ее манду!!!
Постепенно общий гомон принял организованность, и вот уже над поляной разлился синхронный речитатив десяток глоток: «Е-би! Е-би! Е-би!». Непроизвольно я вошел в ритм этих выкриков, размеренно загоняя свой кол в нереально узкую дырочку Цирции. Но стоило мне ощутить приближение оргазма, как та же сила, что и до этого, отбросила меня на метр назад. Я замер, с тревогой глядя на истерзанное мною лоно ведьмочки. Ее губы вывернулись наружу, открыв сильно покрасневшее отверстие, откуда начала стекать по промежности алая струйка. Крови было необычно много, но она исчезала, едва достигнув каменной поверхности алтаря, куда каждая упавшая капля без следа впитывалсь, как в губку.
Невесть откуда, позади меня появилась грубая табуретка, на которую я сел, направляемый Уной и Ирис. Тотчас все голые ведьмы разорвали круг и сгрудились в кучу в 15 метрах передо мной. Жадными глазами они смотрели на мой перепачканный кровью член и словно чего-то ждали. Как выяснилось позже — ждали команды. Гонтия громко прокричала что-то вроде «Ханнала!», и вся толпа сорвалась с места. Они все ломанулись ко мне, мгновенно образовав настоящую свалку, жестоко толкаясь локтями, пинаясь ногами, царапаясь, кусаясь, оттаскивая друг дружку за волосы и хватая вырвавшихся вперед за что придется. Их лица, перекошенные азартной яростью, мигом потеряли свою привлекательность, превратившись в безобразные маски озлобленных фурий. Но вот одной из них все же удалось вырваться из кучи-малы. При этом она жестко лягнула ногой одну пытавшуюся ее схватить подругу, разбив той лицо в кровь. Подскочив ко мне, победительница тут же плюхнулась на колени и, издав торжествующий крик, буквально заглотила мой член ртом до самого основания. Борьба позади нее тут же прекратилась. Неудачницы снова стали белыми и пушистыми. Они даже помогали своим коллегам по несчастью подняться и, при помощи заклинаний, привести себя в порядок.
— Что это было?, — спросил я Уну.
— Жертвенная кровь дает силы не только посвященной. Теперь Армина, — она кивнула на азартно делавшую мне миньет ведьму, — может войти в круг избранных.
Победительница знала свое дело не хуже, и даже лучше моих близняшек. Я с удовольствием наслаждался ее искусством и очень скоро начал извергать в ее горло потоки накопившейся за этот невероятный вечер спермы. Я забился в столь сладостных судорогах, что в моих глазах потемнело. Но даже несмотря на то, что мой взор был затуманен, я отметил, что заполнившие поляну ведьмы стали одна за другой беззвучно исчезать. Потом пропали близняшки и Цирция, а через несколько секунд дематериализовалась и Армина. Последними растворились ведьмы в мантиях. Все кроме Гонтии. Она подошла и положила руку мне на голову.
— Ты хорошо справился и получишь то, что я обещала. А теперь нам пора возвращаться.
Хлоп! И я снова в закопченной избе. Моя жена мирно спит на латанном-перелатанном одеяле, а передо мной — седая сгорбленная старуха. В руках она держала 2 стеклянных пузырька, наполненных желтой и бесцветной жидкостью.
— Вот, милок. Возьми-ка.
Я взял пузырьки и уставился на них.
— Желтое зелье дашь супружнице своей испить сначала. И сразу опосля полюби ее во все ее дырки греховные. Но не тяни, как зелье дашь — сразу к делу приступай. Сопротивляться будет зозноба твоя, коли затянешь. И излейся в лоно ее! Бить ее начнет — не пужайся. Это бес выходит. Не выходи из нее, когда ее затрусит. Крепко держись! Он в тебя и перескочит, окаянный. Оставь ее потом, жинку свою — пущай почивает. А сам, коды силенок опять наберешься, белой водицы выпей и порукоблудствуй. И семя свое на вещь любую излей. И смотри, шоб ни капельки не потерять! И вещь эту сожги потом. Избавишься так от беса на веки вечные! Понял все?
— Понял, Гонтия. Спасибо. Но вопрос у меня...
— Ведаю ентот вопрос твой. Вреда тебе бес не причинит: бабский он. Но искушать тебя будет. Ибо через него ты силу приобретешь черную: в любой молодке, какой в очи ее посмотришь, похоть к себе пробудишь неодолимую.
— Погоди, погоди! Это значит...
Но ведьма твердо оборвала меня.
— Уже искушает тебя, окаянный! Не слушай ево! Излейся и сожги сразу! Сожги!!
* * *
Маруся не проснулась ни по дороге домой, ни после. Пришлось нести ее на руках до самой постели, а потом раздевать и укладывать. Я принял душ и лег рядом с ней, начав обдумывать план на завтра. Нужно было все провернуть с утра, до ухода на работу. Я перевел будильник на 6 утра, но долго еще не мог уснуть. Снова и снова переживал в памяти события минувшего дня. Обиднее всего было то, что ни с кем не поделишься: все равно не поверят. Постепенно, не заметив как, я провалился в сон.
Разбудил меня не будильник, а весьма приятные ощущения в паху и сладкое причмокивание жены, пытающейся своим ротиком привести мой член в боевое состояние.
— С добрым утром, котик!, — промурчала она, одарив меня блядским взглядом (очень привлекательным, кстати), — Угостишь меня с утра своей вкусненькой?
— С удовольствием, зайка!, — подыграл я, — Но сначала давай кофе, а? Я сварю!
— Ну ко-о-отик! Давай потом?
Она попыталась удержать меня, но я выскользнул из постели и вышел из спальни. Маша направилась следом, но я остановил ее в дверях.
— Я быстро. Соскучиться не успеешь. Подготовь лучше свою попку, зайка. Ты ведь позволишь мне сегодня попользоваться твоей попкой?
— М-м-м!, — Маруся облизнула губы, — И ты больше не считаешь меня шлюшкой?
— Не считаю! Иди давай!, — я игриво шлепнул ее по ягодице.
Маруся чмокнула меня в щеку и в прекрасном настроении убежала обратно в спальню.
Я быстро сварил кофе и вылил желтое зелье в Машину чашку. Она пила торопливо, чуть не обжигаясь: настолько ей хотелось побыстрее предаться разврату. Я наблюдал за ней с тревогой, но все прошло гладко. Очевидно, зелье не имело вкуса. Едва Маруся поставила свою чашку на тумбочку, я тут же последовал ее примеру, не отпив еще и трети содержимого.
— Соси!, — грубо приказал я.
Маша не совсем не обиделась. Скорее наоборот. Умелыми ласками она быстро привела моего дружка в боевое состояние. После этого, без лишних слов и прелюдий, я поставил жену раком и с ходу начал драть ее в задницу. Маруся активно подмахивала и подбадривала меня с применением площадной брани. Я не обращал на это внимания, так как мысли были заняты другим. Я все время с опаской ждал перемен в ее состоянии, о которых предупреждала Гонтия. И это началось. Сначала жена перестала двигать тазом навстречу моим движениям, потом протянула руки назад и стала отталкивать меня. Пока вяло. Но это стало для меня сигналом. Я вышел из тугого отверстия, обхватил Машу за талию и бросил на кровать навзничь.
— Нет! Что ты делаешь?! Я больше не хочу!!! Оставь меня!, — закричала она
О том, что было дальше — даже неприятно рассказывать. Я жестко изначиловал собственную жену. Она отбивалась, как дикая кошка. Брыкалась, кусалась, царапала меня своими острыми коготками и орала благим матом, ругая меня последними словами. Но силы были неравны, а я был беспощаден. Только приговаривал без конца: «Так надо, любимая... Так надо!».
* * *
... Все было кончено. Маруся снова мирно спала, а я смотрел на нее и потирал ушибленные и исцарапанные места. Позвонил на подруге жены (они работали вместе) и взял для Маши отгул на 2 дня. На вопрос, почему она не позвонила сама, соврал, что не может говорить, связки простудила. Потом стал собираться на работу. Уже на выходе, вспомнил про вторую склянку с прозрачным зельем и сунул ее в карман брюк.
Первую половину дня я все время прислушивался к собственным ощущениям, но ничего подозрительного в себе не обнаружил. Тем не менее, помня о предостережении ведьмы, я старался не смотреть в глаза женской половине нашего коллектива. Несколько раз я порывался пойти в туалет, выпить зелье и передернуть в приготовленный мной пластиковый стаканчик. Но каждый раз что-то мне мешало: то неожиданный звонок, то срочная задача, то разговор с коллегой. А после обеда случилась катастрофа. Неожиданно позвонила Галина Моисеевна, наш исполнительный директор, и недобрым голосом приказала срочно зайти к ней в кабинет. Там, едва я закрыл за собой дверь, она принялась распекать меня за срыв в поставке комплектующих для нашего производства. Моей вины в этом не было, но я даже не делал попытки защититься, а просто молча изучал рисунок на ковре подо мной.
— Почему Вы молчите?!, — вдруг прервала свою нотацию Галина, — Нечего сказать?! И почему Вы на меня не смотрите?!
— Мне... есть что сказать. Готов написать объяснительную. По электронке можно отправить?, — спросил я, не поднимая глаз.
— Нет! Если есть что сказать — говорите здесь! И прекратите меня игнорировать и пялиться на мой ковер! А то я могу подумать невесть что!
«Ну если я коротко посмотрю на нее, ничего же не случится, наверное», — подумал я и поднял глаза. Наши взгляды встретились на долю секунды, но этого моему бесу хватило. Начальница вдруг ойкнула, плюхнулась в кресло и обхватила голову руками. Ее замешательство длилось недолго. Она подняла трубку и набрала свою секретаршу:
— Лидочка, у нас с Евгением серьезный разговор. Никого ко мне не пускать и ни с кем не соединять. Вы поняли?
Девушка у нее что-то спросила, и Галина твердо ответила:
— Нет! Никаких исключений! Все!!
Директриса положила трубку и мягким вкрадчивым голосом обратилась ко мне:
— Евгений, закройте, пожалуйста дверь изнутри. Там рычажок такой есть...
— Галина Моисеевна, зачем это?, — я не пошевелился.
— Вы же слышали. У меня к Вам серьезный разговор.
— Я пойду лучше, Гали...
— Нет! Если Вы выйдете, то можете завтра на работу не выходить!
Мне все было понятно. Непонятно было только, что теперь делать. Искуситель в моей голове уже не шептал, а говорил в полный голос: «Да чо такого?! Она баба симпатичная, и фигурка ничего. Ну трахнешь ее разок. Это ж ее инициатива, а не твоя! Тебе-то чего стыдиться? Ей должно быть стыдно! А потом выпьешь свой пузырек. Давай, мужик! Воспользуйся ситуацией! Всего один раз! Не увольняться же!». Я вновь посмотрел на женщину. Она сидела в кресле, вальяжно закинув ногу на ногу. Увидев, что я на нее смотрю, Галина приосанилась, выпятила свою немаленькую грудь, а на ее лице расплылась скабрезная улыбочка. Я хотел сказать что-то нейтральное, но вместо этого с моих губ совершенно непроизвольно сорвалось:
— Хочешь попробовать моего хуя, шлюшка?
Я густо покраснел, осознав, что ляпнул, и замер в ожидании реакции начальницы. Но вместо гневной отповеди, женщина улыбнулась еще шире, поднялась с кресла и нагнулась ко мне через стол.
— Какой ты нетерпеливый! Мне такие нравятся!
Дальше все продолжалось в том же духе: я хотел сказать одно, но бес внутри меня заставлял произносить совсем другие слова.
— Муж-то не ебет что-ли толком?
— Муж у меня традиционных взглядов, — она начала медленно расстегивать блузку, — а я — женщина разносторонняя. Мне иногда хочется и в ротик взять, и чтоб попку мою кто-нибудь растянул...
— И что, рога ему наставляешь?
— Нет, но сегодня собираюсь, — она закончила с пуговицами, предъявив мне свой выдающийся бюст, с трудом удерживаемый белоснежным кружевным лифчиком.
— И в попу дашь?
Галина игриво засмеялась
— Она у меня еще девочка, но очень скучает по большому члену.
— Больно же будет. Орать начнешь. Лидочка твоя услышит. Не боишься?
— А мы ее сейчас позовем!, — ухватилась за идею женщина, — Мне кажется, ты сможешь ее убедить к нам присоединиться.
Она скинула блузку и освободилась от лифчика. 2 внушительных полушария с крупными коричневыми сосками вырвались наружу.
«Черт! Еще этого не хватало! Впрочем, идея неплохая. Семь бед — один ответ», — мигом пронеслось в моей голове.
— Зови!
Галина тотчас набрала номер.
— Лидочка, закрой, пожалуйста приемную на ключ и зайди ко мне.
Через минуту девушка вошла в кабинет и остановилась, как вкопанная, увидев видок своей шефини. Она не успела воспроизвести ни звука, так как я тотчас загипнотизировал ее своим взглядом. Глаза секретарши тотчас обрели шальной блеск, и она эротично облизнула свои пухлые губки.
— Ой, Галечка Моисеевна, у Вас такая красивая грудь!
— Ну-ну, подлиза! У тебя наверняка не хуже! Покажешь нам?
Лида, сексуально двигаясь, как заправская стриптизерша, избавилась от верхней половины своего делового одеяния. Ее грудки были совсем небольшими, с маленькими, торчащими в стороны сосочками. Кажется, девушка была несколько смущена своим размером, но Галина приободрила ее
— Ой, какая прелесть! Как у девочки! Жень, тебе какие больше нравятся?
Я понял уже, что могу говорить дамам и делать с ними все, что мне заблагорассудится. Поэтому попросил их встать рядышком для сравнения. Сиськи Галины были очень мягкими: пальцы без труда погружались в их податливую плоть, как в тесто. Мячики Лидочки, напротив, были плотными и упругими. Потискав обеих, как следует, я вынес свой вердикт:
— У обеих по своему очень хороши! Аж останавливаться не хочется. Сами попробуйте!
Польщенные барышни засмеялись и повернулись лицом друг к другу. Галина поглаживала и сжимала сисечки своей секретарши, играя пальцами с ее сосочками, а Лидочка делала то же самое своей начальнице.
— Нравится? Раньше делали такое?
Обе отрицательно покачали головами.
— Придется тогда наверстать упущенное. Поцелуйтесь, вам понравится...
Чуть помявшись, дамочки нерешительно сблизились и попытались обняться. Возникла забавная заминка: обе никак не могли пристроить свои руки. Но разобрались они быстро: Лидочка положила обе свои ладони на пухлый зад начальницы. Та, в свою очередь, обвила шею секретарши. Они были примерно одинакового роста. Их груди плотно прижались, расплющившись от взаимного давления. А потом они поцеловались. Шлюшки поневоле начали сосаться, как сумасшедшие, распаляясь все больше, пустив, почти сразу, в ход свои язычки. Смотрелось это офигенно! Я тоже завелся и решил добавить к шоу огоньку. Подошел к Галине сзади, расстегнул ее юбку и спустил до щиколоток вместе со всем, что было под нею. Женщина оказалась понятливой и тут же переступила ногами, избавляясь от стесняющего движения комка одежды. Потом ту же операцию я проделал и с Лидочкой, так что теперь обе барышни остались обнаженными. Зайдя к целующейся и ласкающейся парочке сбоку, я протянул руки и сунул их дамам между ног. Как я и ожидал, у обеих там уже было невероятно мокро.
— Ну что, сучки, кому первой вставить?, — бодро спросил я, также скинув штаны.
— Мне, — воскликнула Лидочка, но Галина действием продемонстрировала правила субординации.
Весовые категории были неравны, поэтому начальнице без труда удалось завалить секретаршу на стол, после чего Галина нагнулась, припав ртом к вагине подчиненной и призывно подняв свой зад мне навстречу. Мне было все равно, с кого начать, и я, ухватив директоршу за бедра, с размаху засадил ей по самые помидоры. Женщина взвыла от наслаждения и выгнула спину, оперевшись о стол выпрямленными руками и оставив Лидочку без внимания. Та пыталась было вернуть голову начальницы на прежнее место промеж свои ножек, но безрезультатно. Я размашисто трахал Галину Моисеевну, осыпая ее сомнительными комплиментами и комментариями:
— Эх-х, хороша блядушка! Нравится, когда тебя раком ебут, шлюха похотливая?! Сучка течная! Давай, подмахивай! Двигай жопой! Вот так! Молодец!! Да-а!
Но очень быстро мне это надоело, и я обратился к Лидочке.
— А ты хули разлеглась? Становись рядом и подставляй свою пизденку!
Девушка с радостью откликнулась на мою грубую просьбу и заняла место рядом с Галиной. Я быстро сменил партнершу, и не зря! Дырочка секретарши была гораздо уже, и ее обработка нравилась мне значительно больше. Галина расстроилась, но я нашел и для нее нужные слова.
— Не горюй! Щас задницу твою опробую. Готовься!
Смазки в ее влагалище было так много, что хватило бы на 2 таких жопы, как у нее, так что подготовилась она быстро. Отдав должное прелестям секретарши еще с минуту, я вышел из нее, чтобы вставить свой член в анус начальницы. Это оказалось не так трудно, как я ожидал, учитывая, что Галя там была «еще девочка». Тесное горячее отверстие приняло меня «с распростертыми объятиями». Директорша стонала на весь кабинет в такт моим движениям и заглушая трезвонящий непрерывно телефон на столе.
— А я?, — приобняв меня за поясницу, страстно спросила Лида, — Я тоже хочу в попу!
— Потерпи, моя хорошая, и тебе достанется!
И ей не только «досталось», но и страшно «повезло», как немного обиженно протянула Галина, когда я кончал ее секретарше в попу. Впрочем, жаловаться директорше было не на что. Ранее она не только дважды бурно кончила (как, впрочем, и ее молодая коллега) от моего члена, но и ей выпала честь вылизать мою сперму, вытекающую из ануса секретарши.
Бес во мне был, похоже, вполне удовлетворен. Настолько, что он помог мне выпутаться из щекотливой ситуации. Через 20 минут после окончании оргии, когда мы все трое уже оделись, а дамы кое-как сумели привести свой растрепанный вид в порядок, я мучился вопросом: «А что дальше? Что будет завтра?». Лида вышла в приемную, а Галина отвернулась к стене.
— Ну... я тоже пойду?, — спросил я.
— Кто здесь?!, — директорша вдруг вздрогнула и испуганно обернулась ко мне.
— А-а, Евгений!, — она посмотрела на часы, — уже 2 часа дня! Я Вас просила зайти в час. Или мои слова Вам не указ?!
Далее она начала вторично распекать меня за срыв в поставке комплектующих. Стоически выдержав головомойку, я вышел в приемную. Галя отвлеклась от компа, сухо кивнула мне и вновь погрузилась в работу. Позже, анализируя произошедшее, я утвердился в мысли, что обе НИЧЕГО не помнили!!! У меня аж дух захватило от внезапно открывшихся мне перспектив. Ведь все женщины мира были теперь моими! Поднявшая было голову совесть была быстро утихомирена. Это измена? Возможно. Но разве я не сделал все возможное, чтобы спасти свою жену? Сделал и спас! И какой ценой! Так неужели я не заслужил эту награду за свои моральные страдания? Заслужил!
* * *
Сидя за столом в своем кабинете, я молча крутил в руках пузырек с прозрачной жидкостью. Потом, решившись, я открыл сейф и спрятал склянку в самом дальнем его углу. Мне нравился мой бес, и я решил с ним не расставаться! Пока не расставаться...
217