– Антон, что с тобой ? – еле шевеля губами проговорила Ирина, – она обняла сына и прижала его к груди.
Сын вдруг отпрянул, рванул батник, горохом посыпались пуговицы, он распахнул его и приспустив чашку бюстгальтера, припал к груди. Он сосал как младенец, больно прикусывая зубами... Ирина стиснув зубы терпела, а в голове роились мысли: "Что с ним ?... Где он был?... Неужели там ?!... " Сердце захолонуло от боли, слезы покатились по щекам :
– Антошенька, успокойся !.. Милый, родной, любимый !..
Антон постепенно приходил в себя...
Из прихожей раздался раздраженно – капризный голос отчима:
– Ирина ! Антон ! Куда вы запропастились ? Помогите разобрать вещи !
Потом было все обыденно. Ирина, переодевшись, хлопотала на кухне, а Антон помогал Евсюкову, который испытывал чувство похожее на ревность, искоса поглядывая на пасынка. Тот играючи ворочал тяжести, переживая в душе : лишь бы мать не узнала об Афгане и ранении, лишь бы не сболтнула ненароком Лариса...
Кувыркаясь с ней в постели, он неожиданно сжал ее статную щею пальцами и процедил угрожающе:
– Если скажешь матери о ранении, придушу!
Лариса смеясь приложила палец своим губам, припухлым от поцелуев и минетов:
– Лучше затрахай меня до смерти, Антош!
Ирина отметила про себя, что в квартире чисто (Наденька постаралась), а вот продуктов в холодильнике кот наплакал. Перемороженные до стеклянного звона пельмени, россыпь сосисек, картонные пирамиды с молоком да яйца... Початая бутылка водки. И все !
Пригодились "дорожные" запасы. За столом Антон сообщил, что его переводят служить в Крым, село Перевальное, под Симферополем... Через три дня улетает.
Ирина похолодела, но с трудом сохраняя спокойствие, заявила:
– Мы поедем с тобой поездом, помогу тебе устроиться на месте...
Евсюков чуть не подавился куском буженины, закашлялся, побагровел. Оправившись, сказал с нескрываемой досадой:
– Не могу привыкнуть к твоим причудам, что за блажь ехать поездом, в жару...
Ирина выразительно посмотрела на него, капризно надув губки:
– Дорогой, ты же знаешь... Я плохо переношу перелеты.
На том и порешили. Антон был несказанно рад, что так хорошо устроилось.
. .. Ночью мать пробралась в его комнату. Скинув халат, нырнула в постель и шепнула, куснув Антона за мочку уха:
– Спит как убитый... Я ему пару таблеток димедрола растолкла... Давай Антошенька, я так соскучилась !
Он принялся целовать ей шею, грудь, жадно изучая каждый изгиб ее тела. Ирина приникла к нему, отвечая на его ласки... Когда она ласкала ему спину, то обнаружила шрамы, прикосновение к которым вызвало дрожь в теле, он даже на миг прекратил толчки
– Что это? – спросила с дрожью в голосе, почувствовав недоброе.
– Пустяки, мам... – оборонил Антон и впился в ее губы. Он двинул так глубоко, что она вскрикнула и двинула бедрами ему навстречу...
Кровать была узковата, и она сама предложила:
– Давай на полу! – немного помолчав, добавила, – Как тогда, в "Ловече"...
И озорно рассмеялась. Антон быстро простелил мягкий плед и простынку, схватил мать за руку, сдернул вниз...
. .. Ирина Николаевна в изнеможении лежала раскинув ноги и руки, закрыв глаза. Дышала прерывисто и глубоко. Антон с упоением вылизывал ее, смаковал коктейль собственной спермы и ее соков. Вдруг тело ее содрогнулось, выгнулось дугой. Она схватила ладонями его голову и теснее прижала к своей промежности. В рот ему ударил теплый фонтанчик.
Крадучись пробралась в спальню. Нужно было свежее белье. Евсюков спал с открытым ртом, пуская слюни... Ее передернуло от брезгливости. Захватив стопку простынок, пошла в душ. Антон был уже там, под тугими струями. Увидев при свете его страшные "знаки", она в ужасе закрыла лицо руками и разрыдалась... Боль сына была ее болью!
*****
Оставшиеся дни прошли в хлопотных сборах. Увидев как она укладывает в свой чемодан купальники, закрытый и открытый, "блядский", как называл его Евсюков, муж спросил с издевкой:
– Зачем ? Разве не "накупалась" в Гаграх?
– Искупаемся с Антошкой... Ты разве против ? – ответила она преспокойно. Евсюков смолчал, хотя в душе его кипела буря негодования на эту "блядь" и ее "блядское отродье". Так он называл их за
глаза.
*****
Монотонно стучат колеса, уютно позвякивают ложечки в стаканах. Шторы плотно сдвинуты. Ирина голая сидит на полке широко распахнув согнутые в коленях ноги в черных чулках с узорной резинкой. Жарко, но что поделать, Антон попросил надеть... Он сам лишь в бело – голубой полосатой майке, скрывающей шрамы... Это уже просьба матери. Он стоит на коленях. Раскрывшееся влагалище мокро. Язык скользит между губок к клитору, кружит вокруг него, проникает внутрь... Он захватывает ртом розовые лепестки губ, посасывает упругую горошину клитора... Ирина стонет от изызканных ласк, по коридору раздаются шаги, слышны голоса неугомонных пассажиров. Это возбуждает!
Наметанным глазом проводник угадал, что эта женщина и молодой офицер, гораздо моложе ее, любовники. Четырехместное купе выкуплено ими. Осведомленный бригадир предупредил, что билеты их по "партийной" брони, посоветовал им не докучать
– Ну баба вроде ничего, обходительная... – рассуждал проводник, в кармане приятно похрустывала пятерка, – могла бы и десятку дать, не разорилась бы.
Когда он вошел к ним, уладить формальности с билетами, деликатно постучав, они сидели друг против друга, переодевшиеся. Она в длинном халате с золотыми драконами, а он в спортивных штанах с лампасами и полосатом десантном тельнике. На столике стояла ваза с фруктами, бутылка коньяка, рюмки, бутылка нарзана и два высоких стакана...
За спиной проводника тяжело задвинулась дверь, шелкнула защелка...
Начался первый "раунд" любовного марафона до первой остановки – в Туле, где купили знаменитые пряники. Проводник принес чай...
*****
Гремел на юг скорый поезд "Москва – Симферополь", проткнув темноту светлым лезвием луча... Ирина, утомленная ласками сына, спала на животе, укрытая по пояс простыней. Антон набросив спортивную куртку, вышел в узкий коридор. Сделав свои дела он вдруг насторожился, уловив странные звуки в грохоте поезда. Шагнул в тамбур.
Какой то щуплый, прижал к стенке женщину, шарил по ее телу, что – то бормоча.
– Мам – м – м – ммам... – пробывала крикнуть жертва, но стонала тихо, будто боялась громко крикнуть, позвать на помощь.
Схватил его за шкирку и отшвырнул к стенке вагона. Он встрепенулся, выросил руку вперед. Лучше он этого не делал, дурачок... Страшный удар ребром ладони по кадыку вырубил его. Девушка медленно сползла на пол, обхватила руками колени и уткнулась в них лицом, содрагаясь от беззвучных рыданий... Платье было разорвано. Антон сбросил ей с плеч куртку: – – Прикройсь!, шагнул к насильнику. Приподнял обеими руками за голову и резко повернул. Хрустнули позвонки...
Рывком поднял девушку с пола, и укутав ее курткой повел ее по коридору к своему купе. Отодвинул дверь и втолкнул ее внутрь... Включил свет на столике. Ирина пробудилась от шума, села в постели. Увидев девушку, целомудренно прикрылась простыней.
– Ма, успокой ее и дай, что нибудь свое, переодеться...
Он вышел в коридор.
То, что это жертва насилия, Ирина Николаевна поняла по ее растерзанному виду.
Когда он вошел, то чуть не присвистнул от восхищения. Серебристое платье Ирины – маячка на бретельках было ей коротковато, едва прикрывало ягодицы. Она напоминала молодую яблоньку, такая же высокая и стройная. Смуглая, волосы короткой прически черные с синим отливом. Глаза маслины и чеканный профиль античной статуи.
– Это Оксана, – представила ее Ирина, перехватив восхищенный взгляд сына. В сердце кольнула ревность... Девушка успокоилась, участие и помощь добрых людей, заставило позабыть пережитый ужас, а рюмочка коньяка развязала язык. В дороге люди вообще быстро сходятся...
Она рассказала что живет в Алуште. Ездила в Москву поступать в театральный, но не прошла по конкурсу... Останавливалсь у тети Ани. У нее большая прекрасная квартира, но детей нет... Только огромный, ростом с телка дог Чарли.
– Тетя замужем ? – спросила Ирина.
– Да, дядя Дима, полковник... – сказала она. От Антона не ускользнуло, как она потупила взор и скулы окрасил стыдливый румянец, сделавший ее более красивой... – Куликовские...
****
– Пивень! – брезгливо проговорил грузный старшина, прочитав шевеля губами "Справку об освобождении", извлеченную из кармана пиджака мертвяка, обнаруженного в тамбуре поезда.
– Кто – кто ? – переспросил его напарник, только что поступивший в милицию после срочной службы.
– Який ты не разумный, Хведор! – сказал он, укоризненно качая головой, – За изнасилование отбывал, там его и опустили... Глянь на пальце "петушиная" масть... Мразь !
– О, еще кое что есть... – старшина извлек тоненькую пачку розовых купюр.
– На! – он протянул половину напарнику. – Ему они теперь не нужны...
Тот было замотал головой, но поколебавшись, взял.
– Добре, – усмехнулся старшина, – как балакал один рымский цезарь... Карбованцы не пахнут!
Поезд стал замедлять ход. Колеса на стыках стучали все реже. Подходили к станции...
Продолжение надо? Как пожелаете так и будет...
373