Я Эль Эштон, мне 23 года, и сейчас я изучаю юриспруденцию в университете. Я снимаю недорогую квартиру вместе с мамой, которая работает сиделкой в местном госпитале. Подрабатываю в том же госпитале помощницей медсестры; нам нелегко, но мы вместе и ни на что не жалуемся. Такой наша жизнь была не всегда; за возможность быть вместе и самим строить свою жизнь мы обе немало заплатили.
Когда-то мои имя, страна и образ жизни были совсем другими. Вместе с мамой мы жили в российской провинции, были не богаты, но вполне счастливы. Папа давно не жил с мамой и не очень интересовался нами, но помогал, и нам хватало. Мама преподавала фортепиано в музыкальной школе, моталась по частным урокам, учила меня и потихоньку старалась устроить своё личное счастье, но так, чтоб ничем не обделить меня. Ей не очень везло: мужчина, сочетающий в себе симпатию к ней и к её дочери, никак не встречался. Искала она и в Интернете. Мистер Пол Эштон привлек внимание мамы. Ему было около 40, он был давно разведен, имел сына и собственный бизнес. Моя красивая, стройная 29-летняя, не очень удачливая мама, штудируя словари, несколько месяцев общалась с ним и поверила в серьезность его намерений. На её день рождения он прислал нам билеты в США в 1 конец.
В аэропорту Сидар-Сити, что в штате Юта, нас радушно встретил склонный к полноте, но ещё стройный, серьезный с виду мужчина средних лет. Всю дорогу он расспрашивал о том, как долетели, какая погода в России, как хотим провести каникулы здесь и без устали повторял, как он счастлив и как мы ему нравимся, и что мы вживую намного лучше, чем на фото. Что говорить: он нам тогда тоже очень понравился! С моей стройной, юно выглядящей мамы он не сводил глаз, и я гордилась ей и надеялась, что вот, наконец, её поиски завершатся. Он, конечно, был не молод (мне-то казался рухлядью, хотя ему не было и 40!), но следил за собой и был ухожен. Подвезя нас к большому красивому дому, он с удовольствием наблюдал за нашим удивлением и замешательством: в России так жили богачи. Провел нас, пораженных его богатством, по особняку, показал наши комнаты, накормил собственноручно приготовленной едой. На следующий день повез в заповедник на целый день: устроил нам пикник с купанием, барбекю и отдыхом в мотеле. Вечером к нам, уставшим, пригласил преподавателя английского языка и велел заниматься, убедив, что наше будущее здесь, с ним. Мы были очарованы всем тем, что он для нас делал, и слушались его во всем.
Через пару дней ночью я услышала, как на веранде тихо разговаривали Пол и мама. Свесившись из окна, я подсмотрела и подслушала. Я, конечно, почти ничего не поняла, но мистер Эштон в чем-то убеждал маму, и она согласно кивала головой. Потом он обнял её, они целовались и ушли, держась за руки. Тогда я побоялась ночью подойти к двери его спальной и подслушать, а если удастся — подсмотреть; это я проделала позже. С тех пор мама, сначала скрывая это от меня, ночевала с ним. Наивная, мне ведь было 12 лет, я понимала все и радовалась за неё. Они оба казались счастливыми.
Через какое-то время мама стала осторожно выяснять у меня, нравится ли мне мистер Эштон, не против ли я остаться у него навсегда и сменить страну. Моей радости не было границ, разумеется, я была не то что не против, а очень даже за. Так, как тогда, мы с мамой не жили никогда. Казалось, вечному празднику щедрости и развлечений не будет конца. Он одел нас с головы до ног, как кукол, учил языку и любил демонстрировать нас знакомым: молодая, красивая, ухоженная жена и барби-дочка стали предметом зависти жителей городка. Через 3—4 месяца он женился на маме и удочерил меня.
Когда всё изменилось? Трудно сказать, но точно — не сразу. Я посещала местную неплохую школу, старалась хорошо учиться; маме он не разрешил работать, она стала домохозяйкой. Совместные завтраки, поцелуй перед уходом, семейные ужины, поцелуй на ночь, совместные уикенды, пикники, барбекю — всё как у всех типичных американцев вокруг. У меня появились подруги, и даже воскресный брат — сын мистера Эштона, Ли. Ему было почти 18, он учился в колледже и навещал отца редко. Он не понравился мне: полный, противный, высокомерный. Но нужно было демонстрировать дружелюбие, чтоб не расстраивать отчима (так просила мама), и я была дружелюбна.
Привыкнув к нам, мистер Эштон стал сдержаннее в проявлении родственных чувств: безмерной щедрости и вседозволенности постепенно пришел конец. Незаметно вдруг выяснилось, что его деньги, хотя их много и на все хватает, любят счет и не должны транжириться попусту и на все, что хочется. Хотя маме была подарена машина, отчим не любил, чтоб она без разрешения ездила куда и когда хотела и возила меня. Он объяснял это заботой о нас, любимых, и дороговизной бензина. Все поездки (мама хотела показать мне окрестные красивые места: рядом горы и заповедник), покупки, звонки в Россию (там остались родственники) приходилось согласовывать и просить разрешения у отчима. Мама смирилась, а я так просто-напросто послушалась взрослых.
Теперь мама не всегда выглядела счастливой и беззаботной, как в первые месяцы совместной жизни с новым мужем. А его все устраивало, такая жизнь для него была правилом: послушные и подконтрольные ему домашние, которыми так легко управлять, держа их в финансовых руках. (специально для fotobab.ru— секситейлз.орг) Теперь круг нашего общения был его кругом — скучноватые немолодые представители местного истеблишмента с женами, детьми, сплошные полезные его бизнесу (у мистера Эштона автозаправки и автосервисы) люди. Привести домой школьных подружек я могла не всех, только разрешенных им, маме также негласно не разрешалось приглашать, кого захочет и бывать у всех подряд, только по его выбору. Настрадавшаяся в одиночестве и бедности, мама приняла все его условия и заставила беспрекословно слушаться меня. Внешне в семье царило полное взаимопонимание, прикрытое фальшивой привязанностью друг к другу.
За полуприкрытой дверью
Почти сразу же началась моя тайная ночная, скрытая от посторонних глаз жизнь. Как многие девочки, я была просвещена и любопытна. Взрослая жизнь ужасно влекла меня, особенно её сексуальный аспект. В России, где подсматривать было не за кем, мой интерес оставался неудовлетворенным; но здесь, где мама была замужем и супружеская спальная находилась в 10 м по коридору... Раздолье неуёмному подростковому любопытству! И частенько подогретая просмотром роликов в Интернете (втайне от родителей), тихонько прижавшись к приоткрытой родительской двери, я наблюдаю, затаив дыхание. Затаив дыхание от крайнего интереса происходящего, т. к. секс мамы и отчима не имеет ничего общего с 5-минутным подрагиванием в миссионерской позиции, не сняв пижам. На моих глазах, 16-летней и взрослее девочки, происходило интригующее сексуальное обучение взрослой, но такой закрепощенной и закомплексованной женщины умелым и властным партнером. Только внешне, при свете дня мистер Эштон был сдержанным рассудительным человеком. Ночью, в приглушенном мерцании светильников, он до неузнаваемости менялся; никто, включая меня, даже и помыслить не мог, на какие выдумки он способен, имея покорную и гибкую партнершу-жену. Перед моим изумленным взглядом оживали персонажи порнофильмов, подсмотренных в сети, но даже некоторым из них было далеко до его фантазий.
Хорошо, что я уже тогда примерно понимала, что к чему в супружеских отношениях, иначе я бы решила, что мама подвергается насилию. Постепенно, неделя за неделей, начав с традиционного миссионерского 3-минутного сношения, отчим приучал маму к новым видам любви, убеждая, заставляя её и даже принуждая насильно. Горячо сочувствуя любимой мамочке, не имея возможности не только помочь, но и заговорить с ней об этом, наутро я вглядывалась в родителей, пытаясь разглядеть в них последствия ночных «забав». Разумеется, замечала я мало, взрослые до поры до времени держали себя в руках, и странная сила вновь почти каждую ночь тянула меня к заветной двери, чтоб продемонстрировать просыпающейся во мне девушке всю палитру разнообразных, запретных пока отношений между полами. Тогда же я начала мечтать, но не о принце, нет! Мои мечты были вовсе не девчачьи. О мужчине!!! Сильном, настойчивом, умелом... и вожделеющем меня... Видно тогда же, однажды, я почувствовала желание поласкать себя. Мастурбация — так я прочитала и увидела на одном из забавных взрослых сайтов. Не помню точно, как это началось, но думаю, что примерно... Мама полулежит, опираясь на локоть, папа сидит сбоку от неё. Она возбуждает его пенис, охватив его в кольцо пальцев; он перебирает её волосы, другой рукой сперва поглаживает промежность, затем потирает её верхнюю точку, потом соединив пальцы, все быстрее толкается в отверстие. Думаю, что здесь мои руки потянулись к моей груди и сжали её. Мама прерывисто дышит, её согнутые ноги дрожат, отчим довольно смотрит ей в глаза и что-то говорит. Мама откидывает голову и стонет, папа гладит её по шее, даже слегка сдавливает её, так мне издалека кажется. Мама почти кричит, и он засовывает свои пальцы ей в рот, она облизывает их, и её криков почти не слышно. Его рука в ней толкается то быстрее, то замедляется, мама то стонет, то кричит, довольный папа то зажимает ей рот, то целует её взасос. Мои подростковые пальцы проникли под резинку пижамных шортиков и поползли по животу вниз, к увлажнившейся невинной щели. Мама просит прекратить, говорит, что устала и больше не может, иногда переходя на русский язык, забывшись. Похотливо улыбающийся отчим вновь доводит её до исступления, поглаживает и сдавливает ей шею, вынимает из неё пальцы и вталкивает их ей в рот. Мои пальчики так же быстро натирают влажный бугорок, мне и больно, и приятно, и стыдно (но это только первое время). Мама охватывает ногами папины бедра, её лицо разглаживается, с него уходит гримаса боли — папа вошел в неё. Он охватывает мамины ноги под колени и легко поднимается с ней; стоя он вбивается между её бедер сверху, она полулежит под ним, по-прежнему опираясь на локти. У меня ноет низ живота и пульсирует точка между пальцев; я прислушиваюсь к своим странно-тянущим ощущениям и, стараясь избавиться от усиливающегося внизу зуда, с силой свожу ноги и сжимаю руку между ними. Мама с закинутыми вверх на папу ногами стонет все протяжнее, папа смеется и, кажется, ругается на неё, или не на неё, мне не очень понятно. Теперь стонет и рычит уже папа, мама же закрыла глаза и откинула голову. Папа опускает её ноги, рывком поднимает её за плечи и прижимает к своему паху, мама, обняв его за попу, долго лижет его мокрый член. Я на цыпочках убегаю к себе и притворяюсь спящей, т. к. мама иногда проверяет, сплю ли я, боясь, что они меня разбудили. Милая мамочка! Её быстро повзрослевшая дочь, изображая сон, сжимает мокрыми ляжками мокрые пальцы.
199