— Мишенька... Я твоя... Я твоя женщина... Люблю тебя... — шептала Альбина Валентиновна, все теснее прижимаясь к сыну большими, как арбузы, упругими грудями, строя глазки и ластясь, как кошка. — Поцелуй меня... Нет, не так... В губы... В рот...
НЕОБХОДИМОЕ ПОЯСНЕНИЕ
Здесь сразу надо сделать небольшое пояснение. Альбина Валентиновна —
вполне добропорядочная женщина пенсионного возраста, овдовевшая лет
двадцать назад и с тех пор не знавшая мужской ласки. Хотя желавших
приударить за ней было предостаточно. Что неудивительно: лицо смазливое, титьки по размерам и упругости — натурально мячи, ляжки белые, красивые, хотя уже и с признаками целлюлита, женские органы в полном порядке. И все это богатство увядало напрасно. «Коровка» вполне в соку, а осеменять себя не дает. Поэтому шлюхой ее никак не назовешь. При всем старании. Обычная школьная училка. Русский язык и литература. Альбине Валентиновне — пятьдесят восемь, но она все еще работает и с любимой профессией расставаться не собирается.
Когда умер муж, сын был студентом-первокурсником «Строгановки». Теперь
Михаил — взрослый мужчина, вполне состоявшийся человек, красавец-мужчина. Художник! Только вот личная жизнь не удалась. Прожил с женой n лет, а год назад развелся. Изменила, сучка такая! Альбина всегда недолюбливала свою невестку, а после этого случая вообще возненавидела. И чего этой дуре было надо? Миша — мужчина видный, уважаемый, зарабатывает по нынешним временам очень даже неплохо. И вот — на тебе... Связалась потаскушка с каким-то молодым (n лет разницы) прыщавым кобелем... Миша судиться-делиться не стал. Оставил после развода жене-изменщице трехкомнатную квартиру, бросил большой областной центр, перебрался в провинцию, в маленький городок, где прошло его детство — к маме. А мамочка Алечка жила одна в частном доме. Вокруг огромный вишневый и яблоневый сад. Благодать!
Мать с сыном зажили вместе. И как зажили... Душа в душу! Одной семьей.
Днем она уходила в школу, а сын писал картины (он отвозил их в
областной город и в Москву — их охотно покупали многие коллекционеры и
даже музеи). Вечером не торопясь, за беседой ужинали, а потом Альбина
Валентиновна проверяла ученические тетрадки, а Миша, примостившись рядом, читал книжку. Перед сном, сидя рядышком на диване, смотрели телевизор или просто разговаривали — о литературе, искусстве, просто о жизни... А потом расходились по своим комнатам, по своим одиноким постелям — опять же читать перед сном и вкушать плоды Морфея. Оба безумно любили свой сад — по выходным и в мамин летний отпуск возились в саду, сажали цветы, а потом любовались ими. Миша обожал писать георгины и гладиолусы — и акварелью, и маслом, и пастелью, а мама просто млела, наблюдая, как он пишет. О новой женитьбе Миша не помышлял, женщин не заводил, ни с кем не флиртовал. Любые материны разговоры на эту тему мягко пресекал или же отшучивался.
— Зачем мне жена, мам? Ты у меня и за хозяйку и за самого задушевного
милого друга, вернее за подружку...
— Нет, все-таки не за «подружку», — думала при этом мать. — Подружка бы тебя быстро взяла в оборот...
Мише исполнилось тридцать восемь. Самый пик сексуальности. Мужчине в таком возрасте никак не обойтись без регулярных половых сношений. Впрочем, мама знала, что сынок все-таки периодически опорожняет свои яички, занимаясь онанизмом. Перед стиркой Аля разглядывала Мишины трусы, видела на нихпятнышки засохшего семени и вздыхала.
— Эх, Мишка, Мишка... Тебя бы в хорошие руки...
И эти руки быстро нашлись. Это были ее собственные руки...
Алька пошла на сближение с сыном вполне сознательно и даже подвела под
свои намерения изобретенную ей мотивацию.
— Ему нужна женщина, — рассуждала она. — но он не хочет ее искать. В
принципе в его жизни есть все, кроме нормального здорового секса. Поэтому такой женщиной должна стать я сама... Беременеть я от него не буду, да, наверное, и не смогу уже — климакс все-таки... А то, что он будет совать в меня свою пипирку... Что же в этом такого уж грандиозного и страшного? Ну, сунет, потыкает, спустит семя, вынет... Он взрослый мужчина, а я взрослая (да что уж там — старая) женщина. И что особенного если взрослый мужик спит в постели с женщиной, много старше себя — даже, если эта женщина — его собственная мать. Ведь я такая же баба, как все прочие: титьки, дырка... Хочешь спереди, хочешь сзади, хочешь в рот... Конечно, с точки зрения морали — это грех. Но ведь и библейский Лот согрешил по нужде с
родными дочками. И Бог его простил... И меня простит...
Кроме всего прочего, Альбина давно уже стала замечать, что Миша
засматривается на нее. Как на женщину! Когда они работали вместе в саду (а мать обычно надевала сарафан с глубоким вырезом на груди), Аля часто наклонялась и при этом исподтишка ловила на своих «шарах» его нескромные взгляды. А иногда она, стоя к сыну задом, склонялась над грядкой, чтобы выдернуть какой-нибудь сорняк... Сарафанчик был не только сильно декольтирован, но еще и короток — не по годам... Альбина Валентиновна буквально попой (белой и пышной) чувствовала, что Миша заглядывает ей под подол.
— Ну, и пусть смотрит, — думала она. От меня не убудет, а ему все-таки
приятно... И стала весьма щедра на такие «показы», часто демонстрируя
Михаилу некоторые особенно приятные для мужского глаза участки своего
тела. Ей даже нравилось это. Было лестно, что она еще может привлекать, интересовать в сексуальном плане. И мамочка стала немножко хулиганить...
Однажды она надела трусы из тонкого-тонкого шелка, почти совсем
прозрачные. И все в том же коротеньком сарафанчике стала помогать сыну
полоть морковь. При этом сидела на корточках. Она — на одной стороне
грядки, сын — на противоположной, прямо напротив. Миша, наверное,
пропустил немало сорняков, время от времени бросая взгляд матери между
ног. Сквозь тонкий шелк просвечивал ярко-рыжий густой мех и глубокая
борозда половой щели. Зрелище для изголодавшегося мужчины чрезвычайно
соблазнительное. Но Алька не ограничилась этим, повела себя как самая
натуральная потаскуха: встала, развернулась к сыну задом и нагнулась над соседней грядкой, демонстрируя свою «плюшку» во всей красе — пусть и через шелковую ткань.
— Ему нравятся мои половые органы. Он хочет их... — сладострастно
размышляла Альбина Валентиновна. — Наверное, у него уже стоит на меня.
Чтобы убедиться в этом, она резко встала в полный рост и повернулась назад.
— Сынок! Принеси лейку...
Миша нехотя поднялся над грядкой, и мать увидела понятно какой бугорок на его спортивном трико. Это был даже не бугорок, а бугрище. Член выпирал со всей молодецкой силой.
— Я думаю, он очень большой, — сказала сама себе Альбина и ей захотелось увидеть Мишкин пенис. И не только увидеть...
Альбина «растаяла». Сердце ее сладко заныло, а в такт сердцу заныло и
между ног. Руки похолодели, как всегда это было у нее, когда она страстно влюблялась. Матери нестерпимо захотелось, чтобы Миша овладел ее телом, чтобы обнимал ее и нежно ласкал своими сильными руками.
В тот же день, вечером, случилось то, что случилось.
НЕПРИСТОЙНОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ
Альбина Валентиновна и Миша сидели рядом на диване и смотрели телевизор. За день они хорошенько наработались, потом сытно и вкусно поужинали и вот теперь наслаждались заслуженным отдыхом. Альбине было так хорошо! Никогда она еще не чувствовала себя такой счастливой. Рядом сидел сын, ее любимый мужчина. И она уже приняла решение...
Оно пришло само по себе и было, при всей своей экзотичности, очень легким.
— Пусть будет так! — сказала она себе совершенно окончательно. Вздохнула и, собрав всю свою решительность, выпалила:
— Мишка! Тебе хорошо со мной?
— Конечно. Очень хорошо.
— Ты счастлив?
— Да... Да, мама...
— И мы с тобой одна семья?
— Конечно.
— И я так думаю! Зачем нам в доме вторая хозяйка? Я буду ревновать, мы с ней не поладим, пойдут скандалы... А может вообще попасться такая же сученка, какая у тебя уже была. А то — и похлеще...
— Это точно, мам...
— Так что, нам никого не надо?
— Никого!
— Ведь нам и вдвоем хорошо?
— Хорошо, мама. Мы и вдвоем прекрасно проживем...
— Но, с другой стороны, ты же мужчина, в полном расцвете сил. Тебе
требуется секс.
Миша, потупившись, молчал.
— Тебе нужна женщина... В твоем возрасте яички следует периодически
опорожнять. А то начнется какой-нибудь простатит...
— У меня уже, кажется, он как раз и начинается.
— Вот видишь!..
— И что ты предлагаешь?
Вопрос был, что называется, не в бровь, а в глаз. Альбина Валентиновна
замешкалась. Она поняла, что, если она сейчас не предложит сыну себя, то она не сделает этого уже никогда.
Мать густо покраснела и срывающимся голосом почти прошептала:
— Мы с тобой и так уже почти как муж и жена... Только без секса... Может, нам стать мужем и женой совсем, окончательно?
— Это как, мама?
— Очень просто... Давай... Согрешим... Как ты относишься к инцесту?
Альбина уселась поудобнее и положила ногу на ногу. Халатик пополз вверх и оголил шикарное белое бедро.
— Мамочка! — то ли с ужасом. То ли с восторгом простонал Миша. — Мамочка!
МАМОЧКА-САМОЧКА
— Мамочка!
— Что «мамочка»? — у Альбины Валентиновны даже хватило присутствия духа пошутить. — Я не только мамочка, но и самочка...
— Ты самая лучшая самочка на свете!
— Так ты согласен? Готов к кровосмешению?
— Да... Да, мама!
— Я так и думала... Только у меня к тебе большая просьба — когда мы будем заниматься этим делом, не называй меня мамой...
— А как, мама?
— Ну вот... Опять «мама»!... Зови меня просто Аля, Альбина, Алька... Ведь я теперь твоя женщина... Бери меня!
Сын не знал, что делать... Первый раз в жизни он не знал, что делать с
женщиной, которая сама (первая!) предложила ему вступить в половые
отношения. Наверное, в его душе боролись ангелы и демоны. Первые,
осуждающе покачивая гламурными головками и помахивая крылышками, укоряли:
«Как ты можешь даже помыслить об этом? Она же твоя мать! Она родила тебя и вскормила из своих чудесных титичек теплым вкусным молоком... «. Вторые, теребя свои пипирки, похотливо подначивали:
«Не мешкай! Эта сучка сама идет к тебе в руки! Насади ее на свой член, и ты получишь массу удовольствия. Посмотри какие у нее титьки, какие ноги, какая жопа! Она еще ого-го! Лови момент. Пока девочка не увяла окончательно. То, что она твоя мать — сущая ерунда. Это лишь придаст вашим отношениям дополнительную пикантность. И потом — ты же сам давно ее хочешь, засматриваешься на нее, как кот на сметану. Заглядываешь под подол и все такое... Будь смелее!».
И кто же, вы думаете, в результате победил? Конечно же, эти чертовы
бесенята. Грех кровосмешения восторжествовал во всей своей полноте и
радостной силе. Поверженные ангелочки, сверкая попками и трепеща
крылышками, поспешно ретировались, и Михаил решился... Ничего не отвечая матери, Миша протянул к ней обе руки и так же молча расстегнул нижнюю пуговку на подоле ее халата. Он склонился и стал нежно и страстно целовать ее колени, задирая халатик все выше и выше, оголяя крепкие полные белые ляжки. Альбина Валентиновна застонала от наслаждения и, как невеста к жениху, прильнула к сыну.
АЛЬКА
— Мишенька... Я твоя... Я твоя женщина... — шептала она, все теснее
прижимаясь к своему тридцативосьмилетнему мальчику большими, как арбузы, упругими грудями, строя глазки и ластясь, как кошка. — Поцелуй меня... Нет, не так... В губы... В рот...
Миша жадно поймал сладкие от душистой помады мягкие губы Альки, и «мокрый» затяжной поцелуй соединил мать и сына в одно целое. Их языки играли друг с другом в причудливую игру, а слюна стала общей. При этом руки сына по-хозяйски ощупывали материнскую пышную задницу, ее большие крепкие груди и живот, похожий на глобус. Они сосались долго и с удовольствием... Не выпуская мамочку из своих крепких объятий, особо никуда не торопясь, Михаил расстегнул Алин халатик, но не снял его и даже не стал расстегивать лифчик. Он оторвался от маминого сладкого рта и, собрав всю свою нерастраченную нежность, томно поцеловал ее в глубокую ложбину между грудями. Потом его губы снова вернулись к губам Альбины Валентиновны и тут он «дал волю рукам» — запустил ладонь в бюстгальтер, с трудом протиснув ее между упругой титькой и чашечкой бюстгальтера. Одной рукой он теребил крупный, почти что с фалангу пальца, материнский сосок, окруженный
большой (с блюдечко!) коричневой ареолой. Другой — залез под подол
халатика, смело лаская внутреннюю поверхность дебелых бабьих ляжек.
Михаил видел копну рыжих волос, которые становились тем реже, чем ниже они росли, и, наконец, терялись между белоснежных, словно мраморных, ляжек.
С каждой секундой его глаза все больше наполнялись сладострастием.
— А что между ними? — шептал он охрипшим от волнения голосом, показывая на ляжки.
— Тебе ли не знать, что там! Мое гнездышко! — задыхаясь, ответила мать. — Хочешь его увидеть?
— Да!!!
Альбина Валентиновна медленно раздвинула перед родным сыном бедра и
обнажила чудо, которое пряталось там. Под воздействием Мишиных дико
сверкающих от страсти взглядов у нее пошли по коже мурашки. Аля подтянула ноги к телу и раздвинула их еще шире.
— Как же ты прекрасна! — шептал сынок. При этом его рука, будто притянутая магнитом, легла на интимное место матери, нежно надавила на ставшую уже влажной половую щель и ласково теребила ее срамные губки.
— Ты... Ты сведешь меня с ума... — тихо застонала Альбина.
Она медленно начала двигать низом живота, чтобы войти в ритм движения
Мишиного пальца.
— Мишенька, я уже вся горячая... Я тебя хочу, — вновь простонала она. — Больше не в силах терпеть!
Волосы на лобке Альбины, ее породистая рыжая киска, припухшие губки
женского органа, широко раскрывшаяся половая щель, центр наслаждения —
крупный клитор — все это просто зачаровывало Михаила. Шаловливые
пальчики сына как-то незаметно, не встречая особенного сопротивления, проникли под шелковые ажурные трусики Альбины и уже во всю ласкали место, откуда он некогда появился на свет. Миша погладил материнский лобок, густо поросший курчавыми шелковистыми волосиками, и взялся за большие срамные губы, раздвигая половую щель. Едва он ввел указательный палец в устье влагалища, как сразу же нашел сладкую «ягодку» — крупный возбужденный клитор. Все тело Альбины Валентиновны сразу же покрылось мурашками. Она застонала, как сучка, готовая к случке. Мускулы ее женственных рук и еще более женственных ног непроизвольно сокращались.
Пальцы сыночка ныряли в половую щель, все глубже проникая во влагалище. Сначала один, потом два... и вот уже три пальца терзают крупную моложавую манду. Мама торопила Мишу судорожными движениями попки и нетерпеливым шепотом.
— Да, да, да... Еще! Еще! Еще...
— Тебе нравится? Мама...
— Не «мама», а Алька... Зови меня Алька!
— Тебе нравится, Алька?
— Да... Мне нравится... Еще... Еще!
Губы Миши скользили по материнскому телу, целуя шею, плечи, открытые
полушария бесстыдно вырывающихся из бюстгальтера грудей. Рука его
быстро-быстро теребила клитор... Глаза горели, а джинсы оттопыривались в самом интересном месте так, что можно было опасаться за надежность молнии. У сына стоял на мать... И как стоял! Как кол! Альбина Валентиновна расслабилась в руках своего мальчика и стала похотливо, нетерпеливо поглядывать на Мишину ширинку. Алькино белое упругое тело сделалось мягким, как пластилин. Она повалилась вместе с сыном на диван и, постанывая от наслаждения, гладила его лицо, теребила волосы и целовала в плечи и соски...
А пальцы сына так и сновали туда-сюда... Алька забилась в исступлении. На глазах ее выступили слезы наслаждения и вожделения. Она тяжело дышала и постанывала. Терпеть дальше не было сил...
— Раздень меня! — взмолилась, взвыла она. — Возьми меня! Мне хорошо с
тобой... Я на все готова ради тебя. Я буду твоей женщиной и сделаю тебя самым счастливым мужчиной на свете. Если ты хочешь, я стану твоей шлюхой самой последней потаскухой... Я сделаю все, что ты пожелаешь! Бери меня...
— Ты будешь послушной девочкой? — спросил Миша, заглядывая Альбине
Валентиновне в глаза.
— Да... Да! Очень послушной... Ведь ты мой муж, мой владыка!
— А ты шлюха?
— Шлюха!
— Б... дь? (Миша первый раз употребил это слово при матери).
— Б... дь... (И у Альбины оно первый раз сорвалось с уст).
И сына, и мать в этот момент невероятно возбуждало это обидное и гадкое слово. Обоих буквально трясло... Его от появившейся вдруг
вседозволенности, от воплощения мечт, от того, что мама на самом деле
оказалась очень испорченной, развратной женщиной, от нарушения архаичного табу. Альбина Валентиновна истекала женским соком при одной лишь мысли, что она, всегда считавшая себя порядочной женщиной, в одночасье превратилась в самую натуральную потаскуху, что пальцы сына бесстыдно играют с ее сокровенным женским органом, что она теряет над собой контроль и хочет, очень хочет поскорее предаться самому разнузданному разврату.
— Мама... Ой... Аля! Ты такая сладкая, вкусная, ты мне так нравишься, —
сказала сын, глядя в похотливые глаза матери. — У тебя между ножек — очень красивая... розочка... С такими нежными лепестками... О, нет, я не нахожу слов! Мой член... Он очень хочет попасть в этот бутон...
— А я жду — не дождусь, когда ты натянешь эту «розу» на свою пипирку... — Мать сделала совершенно «мхатовскую» паузу, — Нет, дорогой... Не
пипирочку, а член... — Хочу его увидеть поскорее...
Алька провела ладонью по самому интересному месту сына, по ширинке, холму, где вставший пенис богатырски продавливал джинсовую ткань
— Мой мальчик! Засади его в свою женушку... В свою старую, но очень
любящую тебя супругу... Выполни свой «супружеский долг»...
Михаил ничего не стал отвечать матери — он молча расстегнул ширинку и
извлек свой огромный торчащий, как палка копченой колбасы, фаллос и
массивные яйца. Альбина Валентиновна нежно улыбнулась сыну, увидев это
сокровище, и взяла пенис в руку.
— Какой крепкий! — воскликнула она, — И какой большой! Я таких крупных
экземпляров даже не видела... Ой! какие яички... Они переполнены... Твои сперматозоиды просятся на волю. Надо их выпустить.
Альбина Валентиновна взяла в руку Мишин член и стала его потихоньку
дрочить. Другой рукой она ласкала разомлевшую мошонку и перекатывала
пальцами яички. Мама ласково водила рукой по эрегированному пенису вверх и вниз, приговаривая:
— Вот какого я себе жеребца вырастила! С таким серьезным инструментом
приятно и дело поиметь...
В сексе Алька и раньше (много-много лет назад!) никогда не торопилась, не любила слишком быстро переходить к соитиюию. Ей нравились долгие прелюдии, любовные игры, амурные мурлыкания, пикантные разговоры...
А Михаилу, понятно, хотелось ковать железо, пока горячо — побыстрее
овладеть матерью, загнать ей «по самые помидоры».
— Аля! Хватит разговоров. Лучше... поцелуй его...
— Его? Твоего баловника? Шалунишку? С удовольствием!
ВВЕДЕНИЕ В ЯЗЫКОЗНАНИЕ
Мамочка сползла с дивана и встала на колени перед развалившимся сыном и, прежде чем начать минет, еще раз полюбовалась Мишиным «аппаратом». Она изнемогала от полового влечения и томно взирала на торчавшую палку своего сына. Его залупа уже во всю источала прозрачные, как слезы, липкие капельки...
— Твой хулиган уже потек... — констатировала Альбина Валентиновна. Потупив блядские глазки.
— Ну, и что ты смотришь? Оближи его! Или брезгуешь?..
— Да что ты, миленький! Разве я побрезгую твоей штучкой? Ты же мой родной сын...
— Сын? Я твой муж. Мы же договорились... Аля!
— Да, конечно, мой милый... Зови меня Алька... Мне так приятнее...
— Хорошо, Алька!
— Какой он большой и толстый! — кокетливо вздохнула мать, взяв член в
руку. Она чувствовала, как мужская палка пульсирует в ее руке,
увеличивается в размерах все больше и больше. Обеими руками она ласкала ее, выдавливая все новые и новые порции смазки. Не выдержав, она наклонила голову и взяла рот большую багровую залупу.
— Мишенька! Как хорошо... — сладострастно шепнула Алька и лизнула его пенис, жадно поглощая липкий, солоноватый вкус мужского сока.
— Мама... Альбина... Возьми его весь... Он твой... — простонал сын,
схватил мамочку за кудряшки на голове и стал ртом натягивать на свой
половой член. Повинуясь, Альбина Валентиновна, опустила голову еще ниже и взяла за щеку, перекатывая головку во рту, как леденец.
Входя в раж, Мишка не выдержал, и, дернув вперед всем телом, вогнал свой член в рот стареющей сученке. Вид своей пипирки, приятно расположившейся между сочными губами матери, возбуждал его. Сын, застонав от удовольствия, взял Алечку за волосы, и направляя ее голову, прижимая к своим бедрам, часто-часто, быстро-быстро трахал в рот, совершенно обоснованно используя его как дырку для совокупления. Оба молчали. Лишь чмокающие, даже чавкающие звуки нарушали тишину. Сыну почему-то захотелось сакральный момент.
— Ты хорошо сосешь, девочка... — похвалил Миша и интенсивно задвигал бедрами, проталкивая в рот матери фаллос. Все глубже и глубже... До самых гланд.
Он входил в раж.
— Алька! Сучка! Ты отменная соска! Где ты этому научилась? Наверное, ты опытная шлюха! Высококвалифицированная минетчица... Давай, давай, старая потаскушка, не ленись! Соси! Возьми его еще глубже. Еще, еще...
Альбина Валентиновна, понятно, молчала в ответ на эти сентенции. Она со всем усердием старалась максимально загнать себе в глотку длинную и
толстую мужскую «палку», лишь громко чмокая при этом. Женщина с
энтузиазмом, энергично сосала здоровенный горячий росток, пульс которого чувствовала языком, небом, даже глоткой. Она закрыла глаза, всю свою сущность сосредоточив на Мишиной дубине, пребывающей в ее профессиональном ротике, мерно входящей и выходящей из него. Рот был занят, и мама стонала «в нос». Член доходил до гланд, а временами — до пищевода... Ей было тяжело дышать. Она боролась с неизбежным рвотным рефлексом. Но вида не подавала. Такая вот гордая блядь...
Михаил корчился от удовольствия, наслаждаясь алым горячим ртом и сочными пухлыми губами своей матери-невесты. Он с наслаждением смотрел на кудрявую голову своей матери, мерно снующую туда-сюда, нанизывающуюся на его вымазанный губной помадой фаллос. Мишин стояк, толчками двигающийся во рту самой любимой женщины, напрягся и ускорил ритм движения. Дело двигалось к развязке...
Справедливо полагая, что сын сейчас кончит ей в рот, а не в писю, Алька вынула пенис изо рта и стала облизывать волосатые яйца своего мальчика.
— Аля! Соси! — стонал Михаил, — Соси член! Мне хорошо... Ты отличная
соска. Я таких шлюх еще не встречал... Сука! Соси...
— Любимый! — ласково отвечала мама, — тебе надо кончить... Излить семя...
Но не в рот... Я хочу во влагалище! Хочу, чтобы ты спустил мне в матку... Это гораздо приятнее и правильнее.
— Алька! Жена моя... — простонал Михаил, нетерпеливо перебирая кудри на маминой голове, — какие у тебя нежные губы, какой ласковый язычок и
глубокая глотка, — нигде моему члену не было еще так хорошо, как в твоем горячем, похотливом ротике!!!. Он обхватил ее шею ногами, скрестив их на покатых плечах, и опять засунул пипирку в уста. Зажатой в такое «камасутровское» кольцо Альбине Валентиновне ничего не оставалось, кроме как расслабить горло, чтобы здоровенный фаллос сына входил в него беспрепятственно. Со стороны, должно быть, это выглядело необычно: взрослая, уже начинающая увядать, перезрелая сисястая интеллигентная женщина, учительница, в распахнув халатик, стоит на коленях, как шлюха или одалиска, и сосет у родного сына. А он еще и хвалит ее — знатную минетчицу, позволяя лишь мычать в ответ, как корове, которую кроет бычок...
— Какая же я все-таки дрянь! — самокритично думала Альбина Валентиновна, не в силах прекратить столь интересное занятие.
И все-таки первую порцию семени ей хотелось принять именно в матку. Ее
влагалище ритмично сжималось и источало липкую смазку. Женщина
чувствовала, что в ее трусах — натуральное болото. Мать, предвкушая
сношение с собственным сыном, заторопилась.
Она вырвалась из сильных мужских рук, вскочила на ноги и, не мудрствуя
лукаво, задрала до пупка халатик, позволяя Мише увидеть густой и курчавый рыжий мех, выбивающийся из под прозрачных, слегка сдвинутых с лобка трусиков...
Вот поглядите, я шлюшонка какая!
СНОШЕНИЕ<
/p> — Мне самой все с себя снять или ты разденешь меня, мой мальчик?
— А тебе как больше хочется, Аля?
— Раздень меня...
Миша встал с дивана, все еще немного смущаясь своего торчащего пениса. Альбина Валентиновна прижалась к сыну и их губы опять слились в страстном горячем поцелуе.
Пока они сосались, Миша раздевал мать. Собственно, процесс оголения
пожилой сучки был недолог. К ногам упал халат... Аля с трудом подавила
желание прикрыть руками свои срамные места. Сын просунул руку под
бретельку, сдвинул ее на плечо и уставился на аппетитное вымя
коровы-рекордистки с огромными оттопыренными сосками, выскочившую из
чашечки лифчика. Вид ее коричневых торчащих сосцов привел его в полный
восторг. Мишенька расстегнул у мамы на спине застежку (с ней, правда,
пришлось повозиться) бюстгальтера и отшвырнул его в сторону. Альбина
Валентиновна судорожно вздохнула и выпятила титьки.
Какие формы у этой Альки! Очень даже ничего... Хороший подарок сделала она своему мальчику. Сначала языком отменно поработала, а теперь вот и в писю даст...
Миша с наслаждением тискал шары-сиськи Альбины Валентиновны, особое
внимание уделяя соскам. Их было очень приятно подергивать и мять между
пальцев. Матери этот процесс тоже доставлял огромное удовольствие. Ей
стало казаться, что она сейчас кончит, оргазм наступит еще до полового
сношения, в том классическом виде, в каком она его понимала и знала.
— Я люблю тебя... Я хочу тебя, сынок... — сдавленно, отрывая свои губы от губ сына, прошептала она.
— И я люблю тебя, мама! Я хочу тебя, Аля! Моя сладкая девочка... Я хочу в тебя...
— Выключи свет!
— Ты стесняешься меня, солнышко?
— Пока еще чуть-чуть... Пощади мою женскую стыдливость...
— Нет, Алечка! Не пощажу... Я хочу видеть тебя всю. Нагую! В чем тебя моя бабушка родила... Неужели тебе неприятно быть при мне голой?
— Приятно...
— Тогда спускай трусы, Альбина! Я хочу в тебя!
Мать потупилась и густо покраснела. Ну прямо, как целка... И это несмотря на то, что еще мгновения назад в ее устах, как поршень, ходил туда-сюда член сына, а шаловливые пальчики его раздвигали срамные губы и теребили клитор...
Она в нерешительности замерла... А Миша блаженно зажмурился, наслаждаясь сладостью момента и поманил маму пальцем.
— Иди ко мне, женщина...
Медленно переступая босыми ногами по напольному ковру, стыдливо прикрывая титьки руками, Альбина Валентиновна приблизилась к сыну и стала перед ним, опустив глаза. Ей было стыдно смотреть на своего мальчика и стоять голой перед ним. Она стыдилась того, что он без тени смущения разглядывает ее, а сам не стесняется своего торчащего колом пениса. Мама почувствовала, как соски начали твердеть и, и не могла оторвать взора от члена сына, головка которого уставилась прямо на нее.
— Хороша! Открой сиськи...
Аля опустила руки по швам, стыдливо демонстрируя свои «арбузы».
— Какая грудь! Пора тянуть... — скороговоркой бросил сын, ощупывая
материнский живот, ноги, задницу.
Наслаждаясь живой упругостью спелого женского вымени, перебирая пальцами одервеневшие от страха и возбуждения соски, Михаил резко и больно потянул один из них. Алька дернулась, отскочила назад, потирая занывшую титьку.
Сынок громко засмеялся:
— Хороши титечки! Кончить на них? Прямо на соски... Или все-таки в писю?
Он метнул озорными глазами на мамочку и, довольно ухмыляясь, запустил себе между ног руку, аппетитно почесывая яйца. Плотоядно улыбнулся, помахал перед Альбиной багровой сверкающей головкой богатырского члена.
— Ну давай, давай! А то я сейчас кончу...
Альбина Валентиновна замерла, словно оцепенела, потом все-таки решилась — спустила с бедер кружевные трусики и бросила их сверху на образовавшуюся груду одежды — вперемежку своей и сыновней.
— Давай я тебя для начала обработаю стоя, — предложил Миша и, сунув руку матери между ног, потрепал ее мохнатое женское местечко.
— Ты уже потекла, моя сладкая Алечка, — констатировал он, понюхав мокрую от вагинального сока ладонь. — Ну-ка я тебе вставлю!
Сын взял Альбину Валентиновну за плечи, круто развернул ее на 180
градусов, вновь хорошенько, с чувством, помял титьки и игриво потерся
мокрым твердым членом по голой пышной заднице учительницы русского языка и литературы.
— Попа что надо!
— Она тебе нравится, сынок?
— Какой «сынок»? Я твой муж!
— Муж...
— Тогда отдавайся скорее... Иначе я спущу тебе на попку...
Сын пригнул Алю к круглому столу, стоящему посреди комнаты, уложил голыми титьками на полировку.
Альбина Валентиновна, согнувшись и выпятив зад, ухватилась руками за
столешницу.
— Ты знаешь, Аля, что хочет твой клитор?
— Да, Да! — радостно выдохнула мать.
Сын пристроился сзади, довольно-таки больно шлепнул несколько раз по ее шикарному заду, отливавшему белизной все еще упругой кожи, и стал совать свой, торчащий как кол, член под «булочки» Альбины, грубо раздвигая их. Он не сразу попал залупой в нежную мякоть «бутона». От животной похоти лицо его налилось кровью, рот открылся, дыхание стало громким и прерывистым, а полусогнутые колени дрожали.
— Встань, шлюха, как следует... Ляжки шире расставь! — приказал Миша.
Мать покорно повиновалась...
И вот оно наконец свершилось! Так сказать, конь и трепетная лань слились в едином порыве... Упругая головка фаллоса раздвинула мокрые от мужской и женской смазки срамные губы и вошла во влагалище. Живот сына плотно прижался к округлой попе любимой женщины. Мишка запыхтел и быстро задвигал телом. Альбина Валентиновна чувствовала, как яички сына с размаху бьют по болоте. Стоны сына, характерные
звуки соития мужского и женского половых органов, шлепки яиц — все слилось в какую-то невообразимую, очень возбуждающую какофонию. Алька завелась.
Комната «закружилась», и училка ощущала только одно — самое что ни наесть проститутское возбуждение в ее давно не траханной манде. Стареющая сучка сладострастно ахала и охала при каждом погружении в ее влагалище полового члена. Помогая сыну, мать двигала своим пышным задом навстречу движениям его «инструмента». Оба сношались не впервые, но, как ни крути, она все-таки мама, а он ее сынок, и это придавало соитию непередаваемые словами ощущения, а родным «партнерам» дарило неземное наслаждение. Влюбленные сердца бились, как после бега, обоим не хватало дыхания. Для Али и Миши перестало существовать время и окружающее — все, кроме совершающегося полового акта, захватившего их целиком. Мама, закрыв глаза, уже почти что выла, содрогаясь под Мишкиными толчками. Она ерзала сосками по полированному столу и это приносило ей дополнительную сладость. Когда Альбина решила отдаться сыну, она думала, что Мише трудно будет ввести пенис из-за сухости во влагалище, а она сама испытает если не боль, то уж явно дискомфорт.
Как она ошибалась! Член ходил туда-сюда, как по маслу: такого обилия соков она никогда не выделяла. Ее «пещерка» истекала густой липкой пенистой смазкой с характерным терпким запахом. Даже она сама, уткнувшись носом в стол, чувствовала, как пахнет ее пизда. Да, да! Именно пизда! Исключительно это матерное определение женского полового органа было в ее сознании, когдасынок обрабатывал ее сзади.
— Он в моей писе, — думала она. Моя пещерка — его дверь в мир... Он вышел из нее! А теперь опять входит... И выходит... И снова входит... Выходит... Входит... А вот насчет боли она не ошиблась. И боль эта не из-за сухости слизистых влагалища. Мать и не предполагала, что у ее сыночка, ее «мальчика» такой большой половой член. Проходя влагалище он ударялся в стенку матки с такой мощью, что сильно растягивал ее, причиняя матери довольно сильную боль. Низ живота заныл, как при менструации. Ей захотелось, чтобы сын поскорее спустил сперму и вынул свою колоссальную дубину. Ее желание быстро осуществилось.
Миша замер, прекратив фрикции, судорожно дернулся и спустил стон и весь как-будто обмяк.
— Ты кончил? — спросила мать.
— Да...
— Ну вот я и твоя... Твоя жена...
Сын сделал еще несколько фрикций и извлек из влагалища матери мокрый
начинающий увядать пенис. Альбина Валентиновна выпрямилась, повернулась к сыну лицом и обняла его.
— Тебе было приятно, мой мальчик?
— Да... Ты самая сладкая женщина на свете... Мне ни с одной женщиной еще не было так вкусно, как с тобой Альбина...
— Ты можешь опять называть меня мамой...
— Нет! Теперь ты только Альбина. Я буду сношаться с тобой, Алька, каждый день... И, может быть по нескольку раз... А спать мы будем вместе! В твоей постели.
— Хорошо, муженек... Давай я оботру твою пипирочку...
— Нет, детка, оближи ее...
— Альбина не стала сопротивляться и вновь опустилась перед сыном на колени. Он с готовностью оголил свою красную залупу. Несколько раз ударил гибкой вялой колбаской мать по щекам и вложил склизкую головку в ее уста, засунув поглубже. Мягкая кожица, обтягивающая фаллос, при погружении в рот, складывалась гармошкой. Мошонка, в которой обрисовывались крупные яйца, раскачивалась от движения Мишиного тела, шлепками ударяясь о материнский подбородок. Алька, сомкнув по окружности губы, сделала несколько сосательных движений челюстью и языком. Она взяла рукой яйца и, катая их в мошонке, стала во всю сосать пенис, вновь совершая минет. Головка члена была мягкой и упругой, а ниже ее ощущалась языком и губами отвердевшее как кость тело, и чувствовалось, что оно живое и трепетное.
Странное дело, Альбина опять почувствовала влечение и быстрее задвигала языком по половому органу сына. Она с аппетитом слизывала остатки спермы, перемешавшиеся с соком ее влагалища. Второй раз
за сегодняшний вечер она сосала у сына. Альбина Валентиновна подумала
понимала, что теперь она сможет делать это часто, и крепкий мужской
агрегат всегда будет к ее услугам. Закончив с членом, она насухо облизала сыну яйца и чувством выполненного
долга встала во весь рост. Голая, бесстыжая. Красивая...
ВТОРОЕ СНОШЕНИЕ
Мать, взвизгнула, схватила в кулачок обвисший член у самого основания и
прижалась к сыночку, обхватив его за шею другой рукой. Мишин пенис вдруг
оказался между ее ногами, и Аля стала водить его головкой по своим срамным губам, влажным и покрасневшим от только что совершенного полового акта. Для большего простора движений и удобства, откинув одну ногу в сторону, мама обхватила ею ноги сына, а он, ухватив старую давалку обеими руками за крепкий зад и прижимая ее к себе, впился страстным поцелуем ей в шею и, схватив Алю на руки (груз нелегкий — она все-таки полновата...), понес к диван-кровати и, кинув на спину, навалился на нее. Он тискал большие бабьи титьки, грубо ласкал ляжки, по-хозяйски мял задницу. Все шло к новому
коитусу...
— Милый! Ты хочешь еще? — спросила мать, чуть отталкивая Мишу от себя.
— Да...
— Так быстро... Ты ведь только что кончил.
— Но ведь ты не кончила... Скажи, ты же не испытала оргазм?
— Нет... — честно призналась мама.
— А я хочу тебя довести до оргазма, Аля.
— Но это не так просто. Я уже стара для этого...
— Ничего! Любви все возрасты покорны... Ты от меня еще забеременеешь...
— Ну этого ты можешь не бояться. Залететь я никак не могу... Климакс!
— К черту климакс! Мое семя оплодотворит тебя! Главное, трахаться почаще...
— Глупый...
— А ты сучка! Раздвигай ляжки... Да пошире!
— Но это невозможно сделать на диван-кровати! Здесь очень узко. Давай
разберем постельку.
Тут Миша согласился со своей возлюбленной, и Альбина Валентиновна стала раскладывать диван, чтобы застелить их брачную постель. В матери все еще теплилась стыдливость, и она хотела накинуть на плечи халатик, но сын не позволил.
— Я хочу рассмотреть тебя во всех подробностях.
— Немножко стесняюсь...
— Такая шлюха, как ты не должна стесняться. Тем более меня. Я ведь только что отодрал тебя как последнюю проститутку.
Альбина Валентиновна промолчала на это и продолжала застилать постель,
разглаживая простынь и взбивая подушки, а Миша, развалясь в кресле, играя со своими яйцами и слегка подрачивая член, с удовольствием наблюдал за ней
— созерцал, как свисают и дрягаются ее огромные шары, рассматривал вблизи ее замечательный женский орган. Срамные губки раздвинулись, щель раскрылась, и по белым ляжкам потекла из влагалища Мишина сперма.
Альбина увидела это, застеснялась и быстро вытерла семя подвернувшимся под руку бюстгальтером.
Постель была готова...
— Твоя женушка ждет тебя, — томно сообщила она своему мужу и господину.
— Ты послушная... Это хорошо! Пожалуй, я завтра утром напишу тебя маслом (Миша все-таки художник, и очень даже неплохой) в голом виде с раскинутыми ногами. С натуры... Обязательно надо, чтобы из твоей дырки вытекала моя семенная жидкость. Это будет красиво и очень сексуально.
Альбина Валентиновна хотела накинуть легкую, всю в незатейливых кружевах ситцевую ночнушку, но Михаил, естественно, не мог этого допустить.
— Ты будешь спать со мной голая... Всегда!
Единственное, на что он согласился — выключить свет. Щелкнул выключатель, и влюбленные друг в друга совершенно нагие мама и сын оказались под одним одеялом.
Что было дальше — понятно... У Миши уже стоял...
Сын лег первым, с удовольствием растянувшись на свежей накрахмаленной
простыне и направив свой эрегированный фаллос в потолок.
Мама Аля немного помедлила, присела на самый краешек кровати... А
потом... Под горою одеяла появился большой белый ком — всхлипывая и сопя, мама тихо, неровно поднимался выше — сосать половой член. Альбина ползла на четвереньках. Совершенно голая, только часики блестели на ручке. Миша различал в полумраке, как красиво висят ее большие груди: казалось, что у Али — три лица... Вот она добралась до вожделенных члена и мошонки, легла на них лицом, дыша, словно загнанная лошадь, поправляя сбитые кудряшки. На белизне мамочкиного тела ясно были видны алые пятна засосов — результат предыдущего сношения. Она беззвучно плакала, стирая движениями умывающейся кошки, и тихо шептала:
— Сынок! Бесстыдник! Муж мой...
Он засадил матери с размаху, не миндальничая, ничуть не заботясь о нежных слизистых ее влагалища. Их совокупление было бурным и страстным. Алька отдавалась умело, самозабвенно, как блядь «по убеждениям» — не за деньги, а спермы ради. Она закинула ноги сыну за спину и, ловко помахивая задом, ловила его член влагалищем до основания. В то же время мама слегка раскачивала бедрами, создавая дополнительные ощущения живого тела. Мужской член по самые яйки с хлюпаньем погружался во влагалище. Смоченный скользкой смесью мужской и женской смазки пенис легко и свободно двигался взад и вперед в кольцах больших половых губ мамы Али, которые как ртом словно всасывали его в себя и тут же исторгали обратно, а малые губы,
раздвоенные венчиком, охватив верхнюю часть члена, оттягивались при его погружении и выпячивались вслед его обратному движению. Высоко подняв и широко расставив в коленях ноги, Альбина положила их на поясницу родного сына, переплела за спиной. Для обоих — самый лучший, гармоничный способ возбудить пенисом клитор и клитором пенис... Попа Миши ходила верх и вниз с большой амплитудой.
Это маме и сыночку полную возможность удовлетворить свои сексуальные потребности и испытать оргазм. Засунув руку туда, где происходила «великая битва», именуемая «вершиной любви», Альбина Валентиновна ласкала непрерывно движущиеся яйца сына. Она не могла преодолеть желания пощупать трахающий ее член. В момент, когда
животы совокупляющихся раздвинулись, старая нимфоманка взялась пальцами за пипирку сына, ощутив ее влажность, твердость и упругость.
Движения их стали быстрее, толчки сильнее, по телам обоих прошли судороги. Оргазм был не за горами... Но Мишенька, видимо, не очень любил в сексе позу «бутерброд». И кончить хотел иначе.
— Встань раком, — велел он Альбине. Мамочке не нужно было повторять
дважды. Тяжело пыхтя, она встала на четвереньки, призывно подставляя Мише попу и раскрытые жаркие гениталии. Сын попал сразу. Вместе с со своей обладательницей затряслись, задрягались титьки. Сын имел маму
«по-собачьи». Французская! любовь! Оба стонали, себя не сдерживая, не
ограничивая. Хорошо, что это происходило в частном доме. Иначе они
перебудили бы всех соседей.
Пожилая сучка текла. Периодически сын снимал с члена густую пенистую смесьсвоих и ее сексуальных выделений и на пальце отправлял эту влагу матери в рот. Она слизывала ее с удовольствием, даже — с восторгом.
Оба потеряли чувство восприятия времени. Сколько длилось соитие? Наверное, минут пять — не больше. Но для них время растянулось в разы...
Альбина Валентиновна натурально обезумела:
— Бей меня ногами по титькам! Накажи меня! Я твоя... Я твоя собственность...
Миша понял, что мамочке это доставит большое наслаждение. Да, правду
сказать, и у него был велик соблазн немножко попинать замечательные — огромные, упругие и тяжелые свисающие мамины титьки — вымя, вскормившее его когда-то питательным вкусным молочком.
— Бей, бей сильнее, — крикнула она.
Казалось, сын вот-вот спустит. Но эякуляции пока не наступало. И «жених» с «невестой» переменили позиции. Миша вынул фаллос из материнского влагалища, обтер его о белый рассыпчатый зад. Встал в постели и несколько раз пнул по титькам.
— Шлюха! Проститутка! Получай! Получай! Получай!..
И лег, заложив руки за голову.
— Садись-ка на него, Аля... На мой торчек... Тебе нравится слово «торчек»?
— Нравится... Я люблю тебя... Я люблю твой торчек, сын... Нет, сынок, это
у тебя торчище!
— Муж, а не сын!
— Муж... С большим и активным членом...
— Но рыбы у меня нет, женушка...
— Причем здесь рыба, любимый мой?
— А ты не сможешь рыбку съесть и на х... сесть...
Такие вот дурацкие шутки во время полового акта... Да еще и нецензурные!
Рыбы действительно не было... Зато был большой и красный фаллос со
сверкающей от смазки залупой. Мама села на член в позе «наездницы». И заерзала, заерзала, высоко поднимая свои белые «булочки», интуитивно чувствуя приближение оргазма. Титьки раскачивались из стороны в сторону. Михаил то и дело ловил их и дергал за сосцы. Матери это доставляло невообразимое удовольствие. Да и сыночку тоже... Альбина Валентиновна неистовствовала. Она стонала. Буквально выла:
— Я твоя, сынок!!! Я твоя... Мне хорошо... Давай. Давай... сильнее,
сильнее, не жалей меня... Я шлюха!!! Я самая последняя проститутка!!!
О-о-о-о-о-о!!! Как мне хорошо... Спусти мне в матку!
Алька вновь оказалась лежащей на спине, с раскинутыми на максимальную
ширину ляжками. Сын трахал ее сверху.
— Алька, ты лярва, профурсетка! — сказал Миша довольно игриво. Он погладил маму по спинке, прижал ее плечи к кровати, намотал волосы на руку и всадил в мокрое влагалище свой член во всю немалую длину, на некоторое время задержавшись там — в глубине матки.
— Ооооооооооо!!! Аааахх! — вырвалось у матери. Она задрожала, тяжело
дыша. — Я кончаю!
Ее глаза закатились, Алька почти ничего не понимала. Волна трепета
охватила старую суку. Миша вышел из влагалища и тут же опять всадил матери свою красную дубинку, на некоторое время задерживая ее в обширной матке.
— Ух! Оооооо!!! — раненой волчицей взвыла Альбина Валентиновна. Она
чувствовала, как внутри ее организма пульсировал такой огромный, такой
родной и такой вкусный член, как ее влагалище плотно обхватывает мужскую палку, не желая выпускать ее «в свободное плавание».
— Шлюха — прохрипел сын и ускорил темп, постоянно всаживая в матушку свой жеребячий орган.
— Подстилка! — кричал он, — шлюха, сука, потаскушка... Мне хорошо с
тобой, проститутка вокзальная!
Почему вокзальная — непонятно... Впрочем, как бы то ни было, а мать
забилась в оргазме, какого еще не испытывала за все свои пятьдесят восемь лет. Она, потеряв голову и стыд, плакала и металась в истерике:
— Да, сынок, да, да! Да! Еще! Еще... Вонзи поглубже своей матери. Накажи меня своим членом... Пожалуйста! Я твоя шлюха, потаскуха, проститутка! Михаил накрутил на пальцы материны волосы. Увидев ее искаженное от боли и наслаждения лицо, он нагнулся к нему и стал пропихивать в Алькин рот свой язык, при этом раздалбливая членом ее и без того не маленькую дырку.
— Я кончаю, кончаю!!! Оооооо!!! Сынок...
Альбина Валентиновна задрожала и вся обмякла. По ее щекам потоком текли слезы. Сын, целуя ее в губы, чувствовал их морской соленый вкус. Это возбуждало его еще сильноее. Но странно: он никак не мог спустить. Второй половой акт уже близился к завершению. Мамочкины рот и «пещера Соломона» уже достаточно раздолбаны, налились красным и блестели от соков и слюны. Михаил не хотел кончать, хотя оргазм был уже на подходе. Безумная страсть витала в воздухе... Испытавшая бурный оргазм, кончившая мама понимала, что ему надо помочь.
— Милый, ты еще не кончил? Давай я возьму его за щеку...
Миша тут же вынул член из влагалища, похлопал головкой сначала по одному, а потом и по другому соску ее массивных «шлюх».
— Я проглочу все, что ты в меня выпустишь, — пообещала мать и с
готовностью открыла свой большой чувственный рот.
Сын оседлал Альку, положил фаллос между ее грудей, сдвинул упругие шары вместе и продолжил фрикции.
— Тебе нравится, когда тебя имеют между титек?
— Да... очень... Но я хочу в ротик...
— Сейчас суну, старая проститутка...
Минет был недолгим. Михаил несколько раз судорожно вздрогнул. Член стал твердым как эбонит. Мама Аля почувствовала языком, как головка, пульсируя, увеличивается у нее во рту. И тут мать получила в свои жадные уста хорошую порцию семенной жидкости. Сперма была густой, ароматной, терпко-солоноватой. Альбина Валентиновна глотала ее, высасывала из члена. Наслаждалась её вкусом, запахом, она попадала куда то глубоко в горло мощной струей. Она сжимала яйца, пытаясь выдавить из них все до последней капли. Некоторое время Миша не отпускал Алиной головы, заставляя ее начисто вылизать все, что осталось на залупе, под крайней плотью, со своих рук и яичек.
Наконец сын слез с родной матери. Ее колени бессильно разъехались, широко раскрывая совершенно раздолбанную за два половых сношенияи дырку. Мама-жена и муж-сын, раскрасневшиеся, потные и счастливые, устало развалились на кровати, целуя и нежно лаская друг-друга.
— Ты мой муж... — нежно шептала Альбина Валентиновна сыну.
— Ты моя жена, Аля... — вторил он ей.
Альбина слышала радостное биение своего сердца и чувствовала, как тепло от низа живота распространяется по всему ее телу. Потом Миша лег на спину, и мать обняла его правой рукой. А в левую — на правах хозяйки — взяла пенис... Ее голова покоилась у него на груди. — Тебе понравилось со мной?..
— Да, Аля...
— Я ведь еще не совсем старая?
— Ну что ты, родная! Ты лучше самых молодых...
— Я лучше твоей жены?
— Ты лучше всех!
— Я люблю тебя, Миша...
— Я люблю тебя, Альбина...
И они сладко уснули. Удовлетворенные, счастливые...
А ПО УТРУ...
А по утру они проснулись. Улыбнулись друг-дружке и рассмеялись. И,
разумеется, вновь был секс. Миша учил Альбину «Кама-сутре» (бывает, что и «яйца курицу учат»), а мать была прилежной ученицей. Похотливая кошечка вставала или ложилась в разные позы и, не скрывая возбуждения, тихонько постанывала. А иногда прямо-таки орала или визжала. Вот шлюха-то... Весь день они сибаритствовали. Все-таки выходной. Целовались, миловались, совсем, как молодожены... В день, последовавший за первой брачной ночью, они предались безумству шесть раз. В перерывах между сношениями ели, пили вино, смотрели порнографические фильмы, упражнялись в изобразительном искусстве: мама позировала художнику сыну в стиле «ню». А вечером... Альбина Валентиновна и Миша сидели в дальнем уголке сада, держали друг друга за руки, вновь и вновь объясняясь в любви.
Пел на рябине соловей...
Должно быть, о любви своей.
А на скамейке, под рябиной,
Сын Миша с матерью Альбиной
Напрасно время не теряли...
Они, действительно, напрасно не теряли времени. Всласть нацеловавшись,
мать и сын занялись тем, чем занимаются муж и жена, прямо под вишневыми кустами. Вишни были крупные и спелые, каждая — как возбужденный клитор Альбины. Вопреки прогнозам и заверениям Альбины Валентиновны, она все-таки забеременела от сына. Но рожать не стала — сделала аборт. Зато они стали мужем и женой официально. Уехали куда-то на Дальний Восток и там расписались. Местные регистраторши подивились разнице в возрасти новобрачных, но они и подумать не могли, что перед ними — мама и сын...
231